Итогом подобной «стратегии бездействия» явилось очищение российскими войсками, по требованию Вены, Дунайских княжеств, вторжение союзников в Болгарию и появление их флота у берегов Крыма.

Утратили всякое правдоподобие опасения Парижа и Лондона насчет нависшей над Османской империей угрозой ее целостности. Война для России стала чисто оборонительной. А. Дж. П. Тэйлор не без яда вопрошал: союзники были поставлены «перед задачей: как помешать агрессивной державе, если она не совершает агрессию?»[543]. Впрочем, к объяснениям и тем более к оправданиям им прибегать не пришлось. Обыватель слабо представлял, кто на этих Балканах обитает, и уверовал, особенно в Великобритании, где нагнетание русофобии шло весьма энергично, что русский медведь там лютует.

Не следует все же упрощать картину и пользоваться одной лишь черной краской. В британском парламенте раздавались голоса трезвых и здравомыслящих. Лорд Литтон, прочтя гору бумаг по восточным делам, пришел к выводу, что требования Меншикова не выходили за рамки Кючук-Кайнарджийского договора и никакой угрозы Великобритании не несли. Лидер сторонников свободы торговли Р. Кобден размахивал в Палате общин пальмовой ветвью мира: ничего общего с истиной не имеют утверждения насчет будто бы необузданной агрессивности царизма, «будь на месте русских британцы или американцы, они уже давно проглотили бы Турцию», «независимость которой давно уже стала пустой фразой». Провозглашенную цель войны – укрепление Османской империи – он считал неосуществимой, а потому и бессмысленной[544]. У лордов сходную позицию занимал граф Грей. Он подверг критике историю османов: «Орда диких варваров, стремившихся мечом распространить ложную веру», держала под своим деспотическим гнетом в течение четырех веков христианское население. Недостойно Великобритании бояться России. Угроза российского нашествия на Индию – химера. Чтобы добраться до нее со 100-тысячным войском понадобилось бы снарядить втрое более многочисленную армию. Подпиши Высокая Порта хоть все ультиматумы Меншикова, реальная ситуация не изменится[545]. Но одинокие голоса умеренных тонули в оглушительном хоре сторонников войны, антироссийская риторика достигла такого накала, что Г. Темперлей писал о «лае парламентской своры»[546]. Прения завершились победоносно для ястребов. Лорд Бомон возглашал в верхней палате: «Нет иной альтернативы – или война, или позор». Г. Д. Пальмерстон вещал в нижней: «Мы защищаем свободу наций и отстаиваем сохранение баланса сил».

Обыватель заблудился в тумане дезинформации и уверовал в благие намерения правительства ее величества. Поскольку премьер-министр Д. Абердин слыл недостаточно воинственным и слишком миролюбивым, популярный журнал «Панч» («Петрушка») поместил карикатуру, изобразив на ней Абердина, чистящим сапоги царю Николаю. Выступать перед согражданами с умеренных позиций было, по словам Р. Кобдена, все равно что перед «сворой бешеных собак»[547].