11 марта 1948 года Берберова пишет, что Бунин «совсем окончательно выжил из ума», восклицая: «Жаль, что он не умер два года назад!» В ответном письме от 20 марта Кузнецова вновь ни словом не отзывается на это заявление. После этого она отправляет Берберовой поздравительную пасхальную открытку (27 апреля) и пять оставшихся без ответа писем (от 4 мая, 27 сентября, 3 и 10 октября, 10 ноября); можно, впрочем, предположить, что ответные письма либо не сохранились, либо были уничтожены адресатом. Последующие письма Берберовой к Кузнецовой обретают все более деловой характер, касаясь, главным образом, литературных дел, и в 1960-х годах переписка практически прекращается[1580].
Не исключено, что между Берберовой и Кузнецовой произошел неявный конфликт, вызванный несовпадением их натур и основополагающих жизненных установок, со временем сделавшимся непреодолимым. Кроме того, негативную роль могло сыграть упрощенное, основанное на сложившемся еще в 1920-е годы стереотипе, представление Берберовой о складе личности Кузнецовой, обусловившее выбор эпистолярных стратегий — слишком прямолинейных, маскулинно-авторитарных, в ряде случаев откровенно агрессивных. Позволю себе предположить, что не последнюю роль в расхождении писательниц сыграли не прекращавшиеся нападки Берберовой на Бунина и нежелание Кузнецовой окончательно принять ее сторону. Несмотря на неоднократные уступки и мелкие ситуативные предательства, Кузнецова в конце концов сделала свой выбор, и он оказался не в пользу Берберовой, — как, впрочем, некогда Берберова сделала выбор не в пользу Гиппиус. С другой стороны, нельзя не учитывать становившихся все более резкими отзывов Буниных о Берберовой в письмах к Кузнецовой и Степун конца 1940-х — 1950-го годов. Оказавшись в весьма затруднительной ситуации и не имея намерения прерывать отношения с Буниными и противопоставлять себя общественному мнению значимых для нее кругов как Парижа, так и Нью-Йорка, Кузнецова, вероятно, приняла решение, казавшееся ей меньшим злом с точки зрения возможных последствий.
Ю. А. Сьоли Творческий путь Надежды Городецкой От «дамского» романа к религиозно-философским исканиям?
Творческий путь Надежды Городецкой
От «дамского» романа к религиозно-философским исканиям?
Надежда Даниловна Городецкая (1901–1985) — представительница первой волны русской эмиграции во Франции. Наряду с Н. Н. Берберовой, Г. Н. Кузнецовой, И. В. Одоевцевой[1581] и целым рядом других, менее известных литературных деятельниц[1582], она принадлежит к «молодому» («младшему»)[1583] поколению русских эмигрантских писателей, является так называемой «эмигрантской дочерью»[1584]. С 1924 по 1934 год она жила во Франции, активно участвовала в культурной жизни русского Парижа: писала на русском и французском языках (статьи, художественные тексты), переводила, выступала на заседаниях различных литературно-культурных групп и организаций («Кочевье», Франко-русская студия). С 1934 года и до конца жизни Городецкая работала в Англии: защитила диссертацию по философско-богословской проблематике, работала в Оксфордском университете, а затем долгое время возглавляла кафедру славистики в Ливерпульском университете. С середины 1930-х она почти перестала писать и публиковать художественные тексты и полностью посвятила себя научной и преподавательской деятельности. Надежда Городецкая завершила свою карьеру в качестве почетного профессора Ливерпульского университета.