ЛИ, — говорил Дебор, — существовал на «обочине экономики» и претендовал на «роль чистого потребления»; Изу говорил, что без производства не существует товаров для потребления. Не товары, парировал ЛИ, а время. Оно остановилось, целью ЛИ было заставить его идти. Над «всеобщей забастовкой» во втором выпуске “Internationale lettriste” располагался «манифест», подписанный семью мужчинами и четырьмя женщинами (Сара, Берна, П.-Ж. Берле, Бро, Даху, Дебор, Линда, Франсуаза Лежар, Менсьон, Папай и Вольман), самым большим числом членов ЛИ, собиравшихся в одном месте, — лишь трое из них дотянут до следующего года:
Леттристская провокация — способ времяпрепровождения. Ни в чём ином революционная мысль не присутствует. За неимением ничего лучшего мы продолжаем наши скандалы в тесном мирке мёртвой литературы. Естественно, для того чтобы заявить о себе, мы пишем манифесты. Бесцеремонность — прекрасная вещь. Наши желания были обманчивы и обречены на гибель. Неизменная молодёжь, как говорится. Недели проходят подобно прямой линии. Наши встречи бессистемны и наши ненадёжные связи затеряются за хрупкой защитой слов. Земля крутится как ни в чём не бывало. Короче, условия человеческого существования нам не нравятся30.
Подобно Менсьону, группа дошла до грани нигилизма, попыталась вернуться обратно, но обнаружила, что назад пути нет:
Всё, что служит консервации, помогает работе полиции. Поскольку мы знаем, что все существующие идеи и поведенческие модели несостоятельны. Современное общество делится на леттристов и на полицейских стукачей… Нет нигилистов, есть лишь импотенты. Нам запрещено почти всё. Détournement несовершеннолетних
— и здесь это слово появляется в значении «подрывная деятельность», «сбивание с пути», «растление», «совращение» — и употребление наркотиков преследуются по закону, как и в целом все наши действия по преодолению пустоты. Многие из наших товарищей сидят за воровство. Мы восстаём против наказаний, наложенных на людей, осознавших, что работать совершенно необязательно. Мы отвергаем диалог. Человеческие отношения должны быть основаны на страсти, если не на Терроре.
Двадцать шесть
Двадцать шестьДвадцать шесть лет спустя, в 1979 году, Вольман опубликовал толстый таблоид, который он назвал “Duhring Duhring”. На каждой из 64 страниц располагалось 54 плотно расположенных лица, общей численностью более трёх тысяч: банальные образы нынешних политиков, государственных деятелей, кинозвёзд, персонажей известных картин и скульптур, святых, героев комиксов, революционеров, писателей, всякого рода знаменитостей. Каждое лицо вертикально заклеено пустой полоской бумаги и такой же полоской горизонтально, на уровне глаз, с написанным на ней словом («социализм», «классы», «собственники», «рабочие» в одной серии; «зародыш», «территория», «презрение», «повествование» в другой). Многие лица появляются вновь на других страницах, подписанные новыми словами, или наоборот; элементы свободно перемещаются по всей газете.