Мое лицо вспыхнуло.

— А что подумают люди о том, что ты лечишь дочь женщины, которая подала на нас в суд?

— На тебя, — поправил он. — Подала в суд на тебя.

Я отпрянула:

— Не верю, что ты это сейчас сказал!

— А я не верю, что ты ждешь, будто я вышвырну Амелию из клиники.

— Знаешь что, Роб? Тебе следовало так поступить. Ты же мой муж.

Роб поднялся:

— А она пациент. И это моя работа. В отличие от тебя для меня это кое-что значит!

Он зашагал прочь из кухни, а я потерла виски. Я казалась себе зависшим в воздухе самолетом, который кружит над аэропортом, но не видит, куда приземлиться. В этот момент я так ненавидела Шарлотту, что в животе у меня все окаменело, став твердым и холодным. Роб был прав: все, чем я являлась, теперь валялось в стороне из-за того, что сделала со мной Шарлотта.

И в этот момент я поняла, что связывает нас с Шарлоттой: она чувствует то же самое из-за того, что с ней сделала я.

На следующее утро я решила все изменить. Поставила будильник и вместо того, чтобы опять проспать школьный автобус, сделала Эмме французский тост с беконом на завтрак. Настороженному Робу я пожелала хорошего дня. Вместо того чтобы делать ремонт, я убрала дома. Пошла в магазин за продуктами, однако поехала в городок в тридцати милях от нашего района, чтобы не наткнуться на знакомые лица. Я встретила Эмму после школы, прихватив ее форму для фигурного катания.

— Ты отвезешь меня на каток? — увидев меня, спросила она.

— Какие-то проблемы?

— Наверное, нет, — сказала Эмма после секундного колебания, а потом пустилась в жалобы о том, как несправедливо со стороны учителя давать тест по алгебре, ведь он знал, что она отсутствовала и не могла ответить на неожиданные вопросы.

«Я скучала по этому», — подумала я. Скучала по Эмме. Я дотянулась до нее и пригладила волосы ладонью.

— Что такое?

— Я просто тебя очень люблю. Вот и все.

Эмма изогнула брови: