— Хорошо, теперь мне даже страшно. Ты ведь не скажешь, что у тебя рак или что-то вроде того?

— Нет, просто я знаю, что в последнее время… отсутствовала. Прости.

Мы стояли на перекрестке, и дочь повернулась ко мне лицом.

— Шарлотта — стерва, — заявила Эмма, и я даже не сказала ей следить за языком. — Все знают, что эта история с Уиллоу не твоя вина.

— Все?

— Ну, по крайней мере, я, — ответила она.

«И этого достаточно», — поняла я.

Через несколько минут мы прибыли на каток. Краснощекие мальчишки выходили по одному из стеклянных дверей и тащили на спинах, как черепашки, огромные сумки с хоккейным снаряжением. Меня всегда забавляла эта разница между жизнерадостными фигуристами и суровыми хоккеистами.

Как только я вошла внутрь, то сразу поняла, о чем забыла. Нет, скорее, не забыла, а что совершенно вытеснило из мыслей: Амелия тоже будет тут.

Она выглядела иначе, чем в последнюю нашу встречу, — одетая во все черное, с перчатками без пальцев, в рваных джинсах и армейских ботинках. А еще эти синие волосы. Девочка горячо спорила с Шарлоттой.

— А мне наплевать, кто нас слышит! — сказала она. — Я же сказала, что больше не хочу ходить на фигурное катание.

Эмма схватила меня за руку.

— Уходи, — еле слышно сказала она.

Но было слишком поздно. Мы жили в маленьком городке, а история порядком нашумела. Все в зале, девочки и их матери, ждали, что произойдет дальше. И ты, сидевшая на скамье рядом с сумкой Амелии, тоже меня увидела.

Твоя правая рука была в гипсе. Как ты сломала ее на этот раз? Еще четыре месяца назад я бы знала все подробности.

Но, в отличие от Шарлотты, я не хотела выносить грязное белье из дому. Я сделала глубокий вдох и притянула к себе Эмму, уводя ее в раздевалку.

— Так, — сказала я, убирая волосы с глаз. — И сколько длится индивидуальная тренировка? Час?

— Мам…

— Я могу уехать и забрать вещи из химчистки, чтобы не сидеть здесь…

— Мам… — Эмма потянулась к моей руке, как в детстве. — Это не ты начала.