Когда мы впоследствии столкнулись с тем, что Людмила Михайловна на нас обижена, с нами не общается, — вместо того, чтобы подойти и выяснить причину, мы страдали, терялись в догадках, плакали… Сейчас думаешь, как же просто можно было все выяснить: подойди и спроси. Мы были подростками. Мы этого не знали и не умели.

Станислав Дмитриевич Гусев, любимый ученик Людмилы Михайловны, только вернувшийся из армии, учившийся в Консерватории на дирижерско-хоровом отделении. Он занимался с первыми голосами, я его обожала. Да и плох тот учитель, которого не обожают. Станислав Дмитриевич, как и Людмила Михайловна, был эрудит, много знал, любил литературу. Он часто цитировал поэтические строчки. И нам с сестрой это ужасно импонировало, иногда даже удавалось продолжить его цитирование. «Все это было бы смешно», — начинал Станислав Дмитриевич. «Когда бы не было так грустно», — заканчивала я. Томик Лермонтова был моей настольной книгой с раннего детства. Именно Станислав Дмитриевич аккомпанировал нашей «Дворняжке Джерри» на концерте. Он подобрал к ней озорной, веселый аккомпанемент.

Мы с сестрой ходили на защиту его диплома в Консерватории, где он дирижировал большим студенческим хором. Хор пел отлично, защитился наш хормейстер на высший балл. У Локтева Станислав Дмитриевич одно время руководил оркестром. В поездках мы садились в автобус к оркестрантам, там было гораздо интереснее, чем у хористов, велись «интеллектуальные» разговоры.

Впоследствии Станислав Гусев стал хормейстером Большого театра, после смерти Юрлова, руководил его капеллой, а с 2012 года нет его на земле. Мир его праху. В моей памяти он остался очень молодым, даже юным, талантливым, на редкость симпатичным. Был он тогда одинок, и я думаю, разбил не одно девчоночье сердце.

Хормейстером в нашем хоре был и Виктор Сергеевич Попов — тот самый, что потом стал всемирно известен как руководитель Большого детского хора радио и телевидения. А в те поры Виктор Попов — молодой, голубоглазый, статный красавец — ушел из хора Владислава Соколова, приведя к нам часть своих хористов, и был с воодушевлением принят Локтевым. Вот в ком не было ни капли зависти или ревности! Локтев, чувствуя в Попове большого мастера, поручил ему работу с группой хора, оставшейся в Москве. Другая часть уехала на гастроли. Когда мы вернулись, Попов устроил «отчетный концерт» своей группы. И мы услышали настоящее «прибалтийское пение». Прибалты были для нас критерием красоты и чистоты хорового исполнения. Но хор Попова пел не хуже.

После этого Локтев отдал в ведение Попова свой хор. Сам занимался с нами все реже. Он был хормейстером совсем другой школы. И репертуар наш был не похож на тот, который принес с собой Виктор Попов.