Здесь Бэкон верно уловил следующее относительно роли зависти в ранней истории всякой революции: после того как недовольные элементы направили подозрения, зависть и рессентимент публики на непопулярные правительственные меры и институты, вряд ли можно избавиться от «дурного глаза», разбавляя непопулярные меры популярными. Пока тот, кто находится у власти, проявляет страх перед завистью, это умонастроение будет распространяться и в конце концов разрушит последние барьеры, сдерживавшие мятеж.

Множество революций уже подтвердили правильность мнения Бэкона о том, что страх правительства перед завистью играет существенную роль в развязывании революции.

Бэкон завершает свой анализ публичной зависти замечанием, что она направлена в основном против заметных чиновников и министров и в значительно меньшей степени «против самих королей и вельмож». Всегда должен быть человек, чьи личные действия можно подвергнуть проверке и критике. Однако, есть одно верное правило: если зависть к министру велика, а повод для зависти мал или если зависть распространяется на всех министров и чиновников какого-то правительства, то ненависть, которая получится в итоге, хотя и неявным образом, будет ненавистью к самому государству. Это явление можно было бы описать как полное отчуждение между государством и теми, кто говорит от имени зависти[508].

Освальд Шпенглер о революции

Освальд Шпенглер о революции

В своей полемической книге «Годы решений» (Jahre der Entscheidung) Освальд Шпенглер, вероятно, уделяет роли зависти в революции больше внимания, чем любой другой современный автор. Книга вышла в июле 1933 г., но, как объясняется в предисловии, вся она до 160-й страницы была отпечатана до прихода национал-социалистов к власти 30 января. На этих страницах предъявлены чрезвычайно жесткие обвинения современному типу революционера, мотивированного завистью и разжигающего зависть; и слова, которые он употребляет, точно описывают людей и классы, представляющие национал-социализм в узком смысле. Шпенглер должен был это осознавать; он даже пишет о подлых людях, скрывающих свою зависть за фасадом патриотизма. Однако в предисловии он приветствует захват Гитлером власти 30 января на том основании, что новая власть будет бороться против того, о чем он предупреждает в своих произведениях. Возможно, Шпенглер, как и многие другие немцы в первые месяцы после установления нового режима, искренне считал, что тотальная социальная и национальная солидарность, пропагандировавшаяся в Третьем рейхе, смягчит также и те классовые конфликты, которые расцветают на базе зависти.