Итак, эгалитаристский подход играет двойную роль в подготовке революции: во-первых, какую-либо форму собственности или вид отдыха можно заклеймить, как вызывающие и недопустимые, только пока они остаются достоянием немногих; во-вторых, проступки, правонарушения и преступления способны взорвать общество только до тех пор, пока не у всех есть средства, чтобы их совершить. Охотой на лис, которая до недавнего времени считалась даже в США одной из последних привилегий настоящих аристократов, в последнее время стали баловаться английские шахтеры из тех, у кого есть лошади[507].
Как осознали криминологи, не только обычные, рядовые преступления в основном детерминированы культурой, которая считает преступлениями определенные формы поведения в определенных обстоятельствах, но и проступки против так называемого здорового общественного мнения или вызовы ему, которые всегда эксплуатирует революционная пропаганда, настолько же относительны. Мы не имеем в виду в данном случае ту беззастенчивость, с которой почти все реальные революции немедленно (или практически немедленно) осваивают и начинают применять как нечто само собой разумеющееся ровно те деспотические меры и ограничения гражданских прав, на существовании которых были основаны их обвинения против общества. Мы имеем здесь в виду более длительные периоды времени и то менее очевидное явление, когда не только революционные правительства быстро превращают в добродетели недостатки своих предшественников, но и современные люди, если они не принадлежат к одному малочисленному классу, также могут спокойно или с минимальным риском провоцировать своих сограждан, а также извращать понятия «закон» и «преступление» в масштабах, которые в более ранние эпохи привели бы к революции. Регулярный шантаж общественности, в котором повинны некоторые американские профсоюзы и который невозможно объяснить реальными потребностями их членов – это очевидный пример того, как даже вымогательство постепенно начинает восприниматься как норма.
Фрэнсис Бэкон дает глубокий анализ роли зависти в предреволюционной фазе, без сомнения основанный на собственных наблюдениях; он упоминает о публичной зависти, которая может быть благотворна, если она осуществляет контроль за тиранами. Бэкон рассматривает публичную зависть как симптом недовольства: «Оная болезнь государства подобна заразе. Ибо как зараза распространяется по здоровому телу и пятнает его, так и с завистью: когда она проникла в государство, то портит даже лучшие его деяния и представляет их в дурном свете. Потому от смешения убедительных действий можно выиграть немного. Ибо оное обличает лишь слабость и страх перед завистью, делая ее еще сильнее, подобно тому как бывает с заразой: если ты боишься ее, ты призываешь ее к себе».