Светлый фон

 

8.1. Внутри электрички,2011

 

Поздно вечером в электричках – особенно в 1990-е – было по-настоящему опасно[1352]. Плата за проезд была небольшой, но все же слишком высокой для некоторых граждан. Когда в 1998 году цены на проезд поднялись, количество проданных билетов сразу упало на 60 %, а в долгосрочной перспективе – на 75–80 % [Бойко 2000а]. Это не обязательно означало, что число пассажиров сократилось в той же пропорции, поскольку ездить «зайцем» в электричке было делом привычным[1353]. При всем этом электрички ходили только в крупные сельские поселения; в подавляющее большинство мест можно было доехать только на пригородном автобусе, а они ходили нечасто, со скоростью километров 30 в час.

Внешние границы

Внешние границы

Электричка не просто вывозила людей за город – она также и привозила их в город, часто за покупками. В советское время была популярна загадка: «Что такое “длинное, зеленое, колбасой пахнет”? Электричка из Ленинграда»[1354]. Многочисленные вузы, в свою очередь, влекли иногородних студентов[1355]. Хотя Питер и потерял роль имперской столицы, он продолжал вбирать в себя все новых и новых жителей в качестве рабочей силы и захватывать территорию под жилье и инфраструктуру. Уже в 1940-е жилые дома строились на месте бывших деревень, как, например, Автово, и дачных поселков (Удельная). В 1960-е и 1970-е население росло не только в новых районах на окраинах, но и в пригородах, таких как Парголово (на севере) и Лигово (на юге). Такое положение вещей не могло оставаться незамеченным городской администрацией, и постепенно город взял под контроль районы, ранее находившиеся за его чертой[1356].

Территориальная экспансия Ленинграда и Санкт-Петербурга по-прежнему отставала от темпов роста населения. Даже в конце XX века город занимал менее одной пятой площади Москвы в пределах внешней кольцевой дороги и менее одной восьмой площади Парижа или Лондона, хотя по численности населения эти города были всего в два раза больше. Как отмечал в 2003 году один местный политик, площадь Санкт-Петербурга сопоставима с Саратовом, где проживает всего 850 000 человек. В качестве решения он предлагал создать «Большой Петербург» площадью 1100 кв. км, административно отделенный от окружающей его Ленинградской области [Томчин 2003: 27][1357].

Но это могло решить проблему лишь временно, учитывая давление на границах города. Несмотря на жесткий контроль за миграцией в советские времена, границы были прозрачными. На каком-то этапе городская жизнь внезапно заканчивалась. Высотные кварталы по краю города стояли рядом с деревянными домами или пустырями, переходящими в лес. Были и исторические районы, где городская ткань порой разрывалась так же внезапно. На бывшем Преображенском кладбище с памятником жертвам Кровавого воскресенья[1358] асфальтированные дорожки, настолько густо утыканные могилами, что между ними едва можно протиснуться, неожиданно приводят к открытому, пустому болоту, где из ядовито-зеленой тины торчат тростники и камыши – первозданный ландшафт дельты Невы[1359]. У малых городов есть реальные границы – городские стены или просто последний ряд домов, после которого начинается поле; в больших городах границы внутри районов порой не менее, если не более важны, чем линия, отделяющая сами города от внешнего мира[1360].