Пантеоны и «отдельные могилы»
Пантеоны и «отдельные могилы»
Как и в любом другом городе, в Ленинграде были свои кладбища и некрополи для умерших в мирное время – сады памяти как для простых, так и для привилегированных покойников. Что касается официальной культуры, приоритет безусловно отдавался последним. В книге с иллюстрациями, изданной в 1962 году с целью представить Пискаревское кладбище общественности, это место называлось «некрополем для массовых захоронений»[1529]. По советским понятиям, это было оксюмороном: ведь на практике проводилось четкое различие между теми, кто был достоин загробной жизни в «некрополе», и местом последнего упокоения для публики попроще.
С самого начала советского периода могилы официальных лиц было принято размещать на отдельном участке кладбища. Одним из первых примеров стала так называемая Коммунистическая площадка в Александро-Невской лавре, где могилы с красными звездами нарочито утверждали новую символику прямо на фоне крестов на могилах христиан. Чуть позже возникла новая, логически тесно связанная с этим практика: переносить могилы отцов-основателей советской идеологии, живших и умерших до революции, на специальные огороженные участки – тем самым новая власть заявляла на них свои права. В конце 1930-х годов часть Волковского кладбища под названием Литераторские мостки стала превращаться в пантеон политических деятелей (в том числе членов семьи Ульяновых – здесь была захоронена сестра Ленина Мария) и известных писателей. Это место, как и аналогичные мемориальные кладбища Александро-Невской лавры – Лазаревское и Тихвинское, – находилось в ведении Музея городской скульптуры, основанного в 1935 году[1530].
В ходе подготовке к реконструкции Волковского кладбища распоряжением Ленсовета от 28 сентября 1938 года гражданам, могилы родственников которых «подлежали ликвидации», предписывалось в двухнедельный срок подать заявление о переносе их останков на другое кладбище. Невостребованные могилы планировалось срыть[1531]. В 1940 году был составлен список знаменитых покойников, которых сотрудники музейного некрополя хотели перенести на Литераторские мостки: в него вошли, например, И. А. Гончаров, А. А. Дельвиг, Б. М. Кустодиев, К. А. Тон, А. А. Блок[1532]. Процесс этот продолжился и в последующие годы и десятилетия[1533]. По мере того как другие кладбища закрывались, уменьшались в размерах или приходили в запустение, все больше и больше могил, считавшихся историческими или обладающими художественной ценностью, переносили на «музейные кладбища»[1534]. Процесс перенесения захоронений из центра города и благоустройства бывших кладбищ, на которых уже давно перестали хоронить, шел по всему миру[1535]. Советская практика, однако, отличалась как характерной бесцеремонностью обращения с «простыми покойниками», так и пропастью, лежавшей между этой деятельностью и заботой об останках тех, кого считали важными персонами. Документы 1918 года об отделении церкви от государства однозначно оговаривали, что организации, устраивающие религиозные похороны, не должны делить услуги на категории в зависимости от статуса покойника, но советская практика сама по себе проводила четкую грань между «важными» и «не важными» усопшими[1536].