9.2. Могила пролетарского писателя А. П. Чапыгина, родившегося в Поморье в 1870-м и умершего в 1937 году, по счастью своей смертью, хотя он и был близок к Пролеткульту. Литераторские мостки,2012

Заповедные уголки города, где знаменитости лежали рядом с другими знаменитостями, были больше похожи на музеи под открытым небом, нежели на кладбища в привычном понимании. Могильные памятники, как и сами могилы, порой не имели отношения к новым местам: если надгробия известных деятелей были утеряны или недостаточно помпезны, создавались новые[1537]. Представления о посмертной исторической справедливости игнорировали возможные желания умерших и в других смыслах. Известный писатель мог быть оторван от своих близких и помещен бок о бок со своим литературным врагом: так, два писателя, радикально несхожие по политической ориентации, – А. А. Григорьев и В. Г. Белинский, – оказались на Литераторских мостках буквально в двух шагах друг от друга[1538]. Достаточно известных советских граждан тоже помещали в официальные пантеоны – их усыпальницы порой были куда роскошнее, чем надгробия выдающихся деятелей XIX века, расположенных рядом.

Трогательная забота о знаменитых покойниках не распространялась на то, что обычно обозначалось в официальных документах как «могилы отдельных граждан». Само слово «отдельный» (в значении «выделяющийся из массы») имело негативный оттенок, как и в словосочетании «отдельные недостатки», от которых временами страдало советское общество[1539]. Обитателям этих «отдельных могил», которые (как выяснялось в результате круговых рассуждений) считались лишенными «художественного» или «исторического» интереса, грозило массовое перезахоронение, если кладбище ликвидировали или закрывали на реконструкцию. В постановлении Ленсовета от 1 декабря 1939 года так и формулируется: «Ликвидировать восточную часть С-П. к. в Вол. районе г. Л. и предложить Володарскому Райсовету РК и КД оповестить заинтересованных граждан о переносе тел, похороненных на этой части кладбища, для захоронения на другом месте»[1540].

Мало кто из родственников умерших обладал достаточной влиятельностью, чтобы оспаривать подобные действия или выбирать, где покойник обретет последний приют. В 1940 году представительнице семьи Стасовых удалось припугнуть бюрократов из Ленсовета, чтобы те хотя бы рассмотрели ее предложение по переносу могилы ее мужа с Волковского кладбища в фамильный склеп[1541]. Как правило, от родственников в таких случаях просто отмахивались – даже если могила была уничтожена без их ведома, как иногда случалось при расширении мемориального кладбища. В коротком письме родственникам обычно сообщали, что им самим придется доказывать факт захоронения, а то и вовсе отрицали, что могила когда-либо существовала. «По предъявлении подлинных документов мы можем Вам разрешить восстановить в некрополе “Литераторские мостки” могилу отца – Лебедева, но без установки на ней креста и бетонной раковины», – безапелляционно заявили одной женщине в 1968 году[1542].