— Пожалуйста, осмотрите моего друга, он нуждается в помощи. — С этими словами я бросалась к врачам в белых халатах и медсестрам в синих.

Трое врачей и две сестры прошли мимо, бросив на ходу, что займутся Джеком, как только разберутся с остальными.

После того как от меня отмахнулись в пятый раз, я заорала на проходившего мимо врача:

— Какая, к черту, очередь, когда человек так страдает?

В этот момент мне на плечо опустилась рука Хоуи.

— Я этим займусь, — бросил он и буквально вцепился в какую-то медсестру, требовательно спросив у нее, дежурит ли доктор Барри.

Ошеломленная девушка ответила, что доктор здесь.

— Скажите ему, что здесь Говард Д’Амато с одним из своих ближайших друзей.

Медсестра серьезно кивнула и поспешила прочь.

— Находясь в зоне боевых действий, важно знать хоть одного из начальников, — сказал Хоуи.

Лежащий на каталке Джек застонал. Я взяла его за руку и увидела, что ткань его брюк в промежности намокла. Заметив это, Хоуи заметался по коридору, остановил проходившую медсестру и начал объяснять ей, что Джек может умереть, не дождавшись помощи, если к нему не подойдут немедленно.

— Придется еще немного подождать, — с каменным лицом сказала она.

Хоуи взорвался:

— Послушай-ка ты, сестра Рэтчед[142], не смей разговаривать со мной, с нами, как будто от тебя, суки, зависит…

— Довольно, друг мой.

Между Хоуи и медсестрой твердо встал доктор Норман Барри, человек лет сорока, маленький, лысеющий, с огромными мешками под глазами, но с очень цепким и внимательным взглядом.

— А теперь, прежде чем я займусь больным, Говард, — сказал он, — извольте немедленно извиниться перед моей коллегой, замечательной, перегруженной работой медсестрой Клэнси.

— Я патентованный засранец, — обратился к сестре Хоуи.

— Это не извинение, — сказал доктор Барри.

— Простите. Мне очень жаль. Я не должен был называть вас так. Просто…