И всё же бахтинская трактовка этой проблемы по своему содержанию и значению выходит за рамки теории и истории литературы как таковой. Она – важная составная часть его более общей философско-эстетической концепции.

«…B литературе ведущим началом в хронотопе является время»[294], – подчёркивает Бахтин. Он отдаёт дань уважения И. Канту, чей взгляд на время и пространство как априорные формы чувственного созерцания способствовал превращению представлений о времени-пространстве в самостоятельный предмет исследования. Но он и размежевывается с Кантом, признавая источником подобных, сменяющих друг друга, представлений объективно-реальное время. Главное, что интересует Бахтина, – это поэтапное культурное освоение потока реального, исторического времени. В процессе такого освоения раскрываются всё новые его грани, используемые так или иначе, с доминированием тех или иных моментов. В своих суждениях о временном аспекте бытия, о развитии и цикличности Бахтин опирается, в частности, на «Философию символических форм» неокантианца Э. Кассирера (т. 1, гл. III, § 2. Представления о времени).

Все обозначенные культурные процессы получают специфическое преломление в художественном сознании. В частности, в сфере хронотопа. «Существенную связь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом…»[295], — говорит Бахтин. Один из самых ранних проблесков интереса к хронотопу он усматривает в знаменитом «Лаокооне» Лессинга. Хронотоп, согласно Бахтину, опосредует собой все уровни художественного творчества, все компоненты и слои произведения искусства.

Исторический подход к проблемам поэтики, на необходимости которого настаивает Бахтин, противопоставляется им подходу «нормативистическому»[296]. Однако применение Бахтиным исторического подхода отмечено чертами своеобразия; в частности, некоторые явления истории литературы (шире – культуры) имеют для него значение «вершины», образца, и в этом смысле они нормативны.

Идеалом, образцом литературно-художественного историзма, полноты исторического вйдения для него является синтетический реалистический роман XIX и начала XX веков. Роман, по Бахтину, представляет собой «малую» (но концентрированно – ёмкую, многогранную) модель «большого мира» – исторической эпохи. Эти два мира, «микрокосм» и «макрокосм», резонируют друг другу.

Масштаб для оценки таких художественных явлений, как синтетический реалистический роман, даёт исследователю «Большое время культуры». Вершинные произведения указанного жанра продолжают свою жизнь в культуре других эпох, пришедших на смену времени создания данного произведения (произведений).