Другая трудность на пути изучения указанной проблемы заключается в следующем. Нельзя не признать, что исторически за термином «мелодраматическое» закрепилось негативное значение. Такое словоупотребление находит свое объяснение в истории исходного понятия мелодрамы. Уже в первый период своего существования (вторая половина XVIII – первая треть XIX века) мелодрама, возникшая как средство удовлетворения запросов широкого демократического зрителя, третировалась противостоящей ей эстетикой классицизма как низкий жанр. (Эта традиция, кстати, в силу разных причин продолжает существовать и поныне). После поражения буржуазных революций 1848 года в Европе, на западноевропейской, а затем и американской сцене (на русской – в меньшей степени) на долгое время утвердилась буржуазно-охранительная и мещански-филантропическая по своему социальному духу, примитивно-ремесленническая в художественном отношении мелодрама. Об этой мелодраме не иначе как с глубоким презрением отзывались К. Маркс и Ф. Энгельс. Ее справедливо третировали передовые деятели русской культуры XIX века В. Г. Белинский, Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский. Жанр мелодрамы знал, впрочем, не только спады, но и подъемы, у него были свои достижения; но это не могло изменить сложившейся негативной окраски термина «мелодраматическое».

В полном согласии с этой традицией некоторые современные авторы также настаивают на том, что мелодраматическое – синоним безвкусицы[455]. Однако негативное истолкование этого термина все больше вступает в противоречие с живой практикой искусства. Идейно и художественно трансформированные, разновидности мелодраматических жанров заняли значительное место в искусстве. Целый ряд относящихся к ним произведений по праву получил широкое общественное признание.

На этой основе во второй половине 1950-х годов в отечественном искусствознании начался пересмотр однозначного отношения к жанру мелодрамы и понятию «мелодраматическое». В новой ситуации, отмечает И. Шилова, «не слишком отчетливое, чаще всего синоним слезливого, слащавого или ходульного, ложно значительного, это определение словно бы утратило свой смысл, свое содержание»[456]. Стало ясно, что термин «мелодраматическое» может наполняться в одних случаях позитивным, в других – негативным содержанием.

Признавая все благородство субъективных мотивов, которыми руководствуются решительные противники мелодраматического в искусстве, все же нельзя не отметить, что торжество негативных эмоций по отношению к мелодраматическому отнюдь не способствует проведению объективного анализа его содержания. А это тем более необходимо, что на Западе мелодраматическая продукция составляет целый пласт «коммерческого искусства», буржуазной «массовой культуры»; необходимо отчетливо уяснить, почему же такое псевдоискусство все же привлекает массу. К тому же заведомо негативная оценка мелодраматических жанров как суррогата искусства лишь внешне выглядит убийственной для них характеристикой. На деле она может стать невольным оправданием посредственности в искусстве. Действительно, если, например, любая мелодрама – это просто неудавшаяся, не дотянутая до должного уровня драма[457], то придется признать, что и такая плохая мелодрама имеет право на существование в искусстве: ведь искусство любой эпохи не состоит из одних шедевров, а творческие неудачи и другие аналогичные «издержки производства» – явление, увы, неизбежное и, значит, по-своему оправданное.