Светлый фон
ле бато

Мы с Максом нашли гостиницу и с утра пошли на главный рынок Весо, расположенный в приземистом, похожем на пагоду здании из красного кирпича в нескольких кварталах от реки. «Пагода» была большой, стильной и старинной, с бетонным полом и круглым большим залом под трехслойной крышей из гофрированного металла – ее построили, должно быть, еще в колониальные времена. Рынок уже давно перерос здание, превратившись в лабиринт из деревянных лотков и прилавков с узкими проходами между ними, который занимал почти целый квартал. Дела там шли весьма бойко.

Исследование торговли диким мясом в Весо и вокруг города, проведенное в середине 1990-х двумя учеными-экспатами и их ассистентом-конголезцем, показало, что каждую неделю через этот рынок проходит 12 600 фунтов (больше 5,5 тонн) дичи. Причем в эту цифру входят только млекопитающие, без рыб и крокодилов. На первом месте с отрывом идут дукеры, на втором – приматы, хотя бÓльшая часть мяса принадлежала мартышкам, а не человекообразным обезьянам. За четыре месяца, которые длилось исследование, на рынке продали мясо восемнадцати горилл и четырех шимпанзе. Туши привозили на грузовиках и в лодках-долбленках. Весо – самый большой город на севере Конго, мясных пород коров в нем не держат, так что крупную дичь в него везут со всех окрестностей.

Мы с Максом прошлись взад-вперед по торговым рядам, обходя ямы с грязью, уворачиваясь от низких металлических крыш, прицениваясь, как в Молунду. Поскольку это был не Молунду, а Весо, товары предлагались намного более разнообразные: отрезы яркой разноцветной ткани, спортивные сумки, постельное белье, керосиновые лампы, африканские куклы «Барби», парики, DVD-диски, фонарики, зонтики, термосы, арахисовое масло (сразу оптовыми партиями), порошок фуфу, грибы в ведрах, сушеные креветки, дикие фрукты из леса, только что поджаренные пончики, бульонные кубики, соль горстями, куски мыла, лекарства, ведерки с бобами, ананасы, английские булавки, картофель. На одном прилавке продавщица разделывала живого сома с помощью мачете. Напротив нее другая женщина торговала мертвыми мартышками. Продавщицей мартышек была крупная женщина средних лет, с волосами, заплетенными в косички, одетая в коричневый мясницкий фартук поверх платья с цветочным узором. Дружелюбная, прямолинейная, она с громким шлепком бросила на прилавок прямо передо мной копченую мартышку и назвала цену. Мордочка мартышки была маленькой и кривой, глаза закрыты, губы высохли, обнажив мертвую улыбку. Разрезанная в области живота и расплющенная, она и размером, и формой напоминала обод для колеса. «Six mille francs», – сказала она. Рядом с первой мартышкой она бросила вторую, на случай, если я окажусь привередлив. За эту тоже six mille. Она говорила о франках КФА, слабой центральноафриканской валюте. Шесть тысяч франков КФА равнялись примерно 13 долларам, можно было и поторговаться, но я отказался. Еще у нее в меню был копченый дикобраз, пять дукеров и еще одна обезьяна, настолько недавно убитая, что ее мех еще лоснился, и я сумел распознать в ней белоносую мартышку.