Маркса, но сделал меньший акцент на эволюционном эффекте от серийного прохождения. Пепен просто утверждал, что грязные шприцы, которые использовались так широко, могли повысить превалентность вируса среди жителей Центральной Африки. В отличие от теории ОПВ, эта теория не оказалась дискредитирована дальнейшими исследованиями, а новые архивные данные Пепена говорят о том, что она весьма правдоподобна, хотя и недоказуема.

Большинство инъекций от сонной болезни делалось в сельской местности. Горожане реже болели трипаносомозом, отчасти потому, что мухам цеце труднее выживать в городских джунглях, чем в зеленых. Соответственно, в ответе нуждался один ключевой вопрос: охватила ли подобная мания инъекций Леопольдвиль, где ВИЧ прошел свое главное «испытание на прочность»? Ответ Пепена оказался неожиданным, интересным и убедительным. Сонная болезнь тут ни при чем. Он обнаружил другую, не менее агрессивную инъекционную кампанию, направленную на ограничение распространения сифилиса и гонореи среди городского населения.

В 1929 г. Конголезский Красный Крест основал клинику под названием «Противовенерический диспансер», где женщины и мужчины могли проходить лечение от болезней, которые мы раньше называли венерическими. Клиника, расположенная в восточном районе Леопольдвиля, близ реки, была частным заведением, оказывавшим общественные услуги. Мужчины-мигранты, прибывшие в город искать работу, должны были, согласно законам города, пройти медобследование в «Диспансере». Любой, у кого начинались симптомы, мог добровольно явиться в клинику и получить бесплатное лечение. Но бÓльшую часть клиентуры, по словам Пепена, «составляли тысячи бессимптомных свободных женщин, которые приходили сдавать анализы, потому что от них этого требовал закон – в теории, они должны были появляться там каждый месяц»[231]. Колониальное правительство понимало, что проституция неискоренима, но, судя по всему, надеялось хотя бы поддерживать в профессии некий общий уровень гигиены, так что фам либр обязали проходить обследования.

При положительном анализе на сифилис или гонорею пациент получал лечение. Но диагностические тесты были неточными. Любая свободная женщина или трудяга-мигрант, когда-либо переболевшие фрамбезией (ее вызывает бактерия, очень похожая на бактерию сифилиса, но не передающаяся половым путем), могли легко провалить анализ крови, после чего их объявляли сифилитиками и назначали долгий курс лечения препаратами мышьяка или висмута. Безвредную микрофлору влагалища могли принять за гонококк, бактерию, которая вызывает гонорею. Женщине, у которой диагностировали гонорею, могли сделать укол вакцины от брюшного тифа или лекарства под названием «Гоно-ятрен», или (это озадачило даже Жака Пепена) молока. В 1930-х и 1940-х гг. в «Противовенерическом диспансере» ежегодно делали более сорока семи тысяч инъекций, в основном – внутривенных. Прямо в кровь. Когда после Второй мировой войны приток мигрантов в город усилился, цифры тоже увеличились. В начале 1950-х гг. шарлатанские средства (внутривенное молоко?) и токсичные металлы уступили место пенициллину и стрептомицину, которые оказывали более длительный эффект и, соответственно, требовали меньше инъекций. Пик кампании пришелся на 1953 г., когда сделали 146 800 инъекций, или примерно по 400 в день. Многие, если не большинство этих инъекций делали фам либр, работницам секс-услуг, гостеприимным барышням (называйте как хотите), у которых было несколько мужчин-клиентов. Они приходили и уходили. Шприцы протирали и использовали заново. И все это случилось в городе, куда пришел ВИЧ-1.