– Ты что, жениться надумал?

– Не знаю. Не думаю об этом.

– Ну тогда ладно, гуляй, какие твои годы, – снова поддевает.

Удивительное существо дочка его. Будто не она совсем еще недавно выговаривала: нельзя жить в долг перед самим собой, опасно свыкнуться с одиночеством, призывала влюбиться. А сейчас – совсем в другую степь. Поди в ней разберись.

Дина пьет кофе с ликером, Костя – свой любимый английский чай, пирожные, для нее купленные, нетронутыми лежат – дочь наотрез отказывается. А и впрямь несколько паундов лишних набрала, Костя осторожно по этому поводу высказывается, Дина осекает его и интригующе:

– Неужели ничего не замечаешь? Ну, присмотрись…

Неужели?.. – радостно обмирает.

– Угадал, наконец, – Дина проводит легонько по животу.

– И когда срок?

– К твоему дню рождения подгадали.

– Кто?

– Пока не знаю. Тест не делала. Мы с Марио девочку хотим.

Девочку… – Костя прийти в себя не может от неожиданности. Впрочем, Дина говорила, что хочет рожать, но он тогда воспринял это как некое отдаленное событие, а оно, оказывается, сравнительно близко уже. – Как назовете, если девочка?

– Паулина.

Костя, сам не ожидая от себя, встает, берет руку сидящей перед ним дочери и целует. Церемонно получается, Дина смущается и тоже встает; думают они каждый о своем, но, наверное, есть одно сходное и – горько-неосуществимое: если бы при этом разговоре могла присутствовать та, чье имя будет носить покуда не родившееся существо…

Роман перевалил уже за триста страниц, а до завершения далеко. Интрига все круче, и все дальше уходит герой – душой, мыслями и поступками – от того, кто его придумал, и не властен Костя руководить им, своя самостоятельная, самодостаточная у героя жизнь, которой он доволен вполне. Сочинительство – единственно приемлемая форма Костиного нынешнего существования, а оно подразумевает затворничество. Он мало куда вылезает из поконской берлоги. Дача и впрямь как берлога: после каждого снегопада приходится ее откапывать. В Нью-Йорке показывается раз в десять дней, когда Лиза навещает на Даунинг стрит. Ему лень бриться, седая борода, растущая неравномерно – на подбородке и щеках обильная, над верхней губой жидкая, не идет ему, резко старит. Наплевать. Однако видеть себя в зеркале неприятно.

Он почти никому не звонит, да и не с кем особо разговаривать: вечно занятой Даня, спивающийся по-тихому Леня из Квинса, еще пара-тройка приятелей, вот и весь список. Богатство вовсе не прибавляет друзей, скорее множит число прихлебателей, Косте, к счастью, везет – таковых при его образе жизни не наблюдается. Если бы ты был другим человеком, хотел бы иметь такого друга, как ты? – спрашивает себя и мотает головой. Сегодняшний он не нравится себе, ибо куда-то ушла радость восприятия простых окружающих вещей, праздник жизни превращается в нудное, скучное, монотонное действо; хорош друг, навевающий тоску одним своим видом. И даже осознание богатства приелось, не рождает прежнюю пружинистую силу, когда рвешь удила и нет для тебя ничего невозможного. Невозможного и впрямь нет, но и желания отсутствуют.