9.

С годами стало нужно хорошо присматриваться, чтобы понять, что прежде эти лепестки были желтыми. Когда я в первый раз увидел розу в вазе с узким горлышком на комоде, она уже успела завянуть. Я наивно посоветовал маме подлить туда воды.

– Вот сам и подлей, – ответила она.

С каждым днем роза становилась все бледнее, листья скрутились и высохли так, что были похожи на бумажные. При самом легком прикосновении они отпадали от стебля. Пролетело несколько месяцев, прежде чем я понял, что мама сохраняла цветок в знак протеста против поведения своих сыновей. Это была роза из последнего букета, подаренного ей Эктором Мартинесом. Когда она мне в этом призналась, я уже едва помнил человека, с которым ей пришлось расстаться по нашей воле. Но в конце концов, не знаю точно когда, она выбросила розу в мусорное ведро.

В дни нашей юности Раулю было легче что-то разведать о личной жизни матери. Естественно. Они ведь продолжали жить под одной крышей, а я в последние полтора года учебы снимал квартиру вместе с другими студентами. Рауль по характеру был любопытным и во все совал свой нос, так что бедный сеньор Эктор прощался с нашей мамой у подъезда и не мог подняться к нам в квартиру (запасшись виагрой), а в квартире пройти в ее спальню, а в спальне лечь с ней в постель, как наверняка ему хотелось.

От брата я также узнал и другое: прежде чем сообщить Эктору, что им надо расстаться, мама сделала все, чтобы он восстановил отношения со своим сыном, попытался наконец с ним помириться и для этого съездил к нему. Я не знаю, чем завершилась та история. Зато знаю: накануне его отъезда в Канаду, когда уже был собран чемодан, мама прямо объявила ему, что они больше никогда не увидятся, поскольку этого требуют ее сыновья.

Позднее она завязывала отношения с другими мужчинами, но длились они, как правило, недолго. Кажется, хотя я и не уверен, мама пользовалась услугами брачного агентства. Она очень старалась, чтобы мы с Раулем ни с одним из них не познакомились. Потом она увлеклась игрой в бинго и придумывала себе еще какие-то развлечения, что не всегда оставалось для нас тайной и стоило ей денег.

Однажды во время семейного обеда она неожиданно и вроде как совершенно не к месту произнесла:

– Как редко я была счастлива.

Рауль бросил мне взгляд с другого конца стола, словно прося, чтобы я никак не комментировал ее слова. Это случилось как раз в те дни, когда у мамы появились первые признаки помутнения рассудка. Я сделал вид, что ничего не слышал, брат тоже, и ее фраза растаяла в воздухе, как в нашей жизни тает столько всего прочего, словно никогда и не существовало.