Второе предложение лишено того напора, который организует первое. Оно построено совершенно иначе: А. Гуревич как бы нащупывает нужную ему метафору, превращая стихотворение в целом не в высказывание, а в обещание высказывания (примерно на том же эффекте построена мандельштамовская «Ласточка», в которой автор, создавая гениальное стихотворение, пишет о том, как не может подобрать слова), в то время как сказано уже очень много и весомо. Поэт предлагает нам две метафоры, правда, сложность их такова, что лучше их назвать метафорическими комплексами.
Первая картинка – женщина, к шагам которой прислушивается герой. Пожалуй, степень метафоризации текста тут чрезмерна. В какой-то момент читательское восприятие, утомленное представлениями о «говоре рощ», «пустыне лестницы», «пробужденной лестнице» (три метафоры плюс метафорический эпитет на три строки), не поспевает за автором. Понимая это, Гуревич ищет иную, более ясную и цельную метафору любви, но я бы не отнес эти строки к неудачам стихотворения, напротив: читатель наблюдает самое таинство работы поэта, это своего рода «прямое включение» в творческое действо, когда на наших глазах идут поиски определения любви и отбрасываются черновые варианты. С другой стороны, ясность и цельность образа надкушенной вишенки не исключает его сложности. Сочетание слов «обнажу вишневую мякоть» так или иначе влечет эротические ассоциации, а твердость идеи «любви до гроба» противопоставлена «плоти дней», которой она (идея) окружена. Противопоставлена – и объединена. Это бездонно-диалектическое понимание жизни сформулировано и в последних строках, уже лишенных тропов, но имеющих иную ценность: мы слышим здесь предельно убедительную интонацию не только нежного и любящего, но мужественно констатирующего жестокие парадоксы жизни человека.
Рискну утверждать, что столько поэтических достоинств, глубины мысли и чувства можно встретить лишь в стихах выдающихся поэтов. В итоговой книге А. Гуревича большинство его стихов – как раз такого уровня. Вывод, кажется, напрашивается.
Вместо предисловия[33]
Вместо предисловия[33]
Коломенский Д. День города. СПб., 2003
Есть поэты, слывущие гениальными с отрочества. В большинстве случаев такая гениальность не переживает юности и поэт либо перестает писать, либо теряет ореол исключительности, становится в ряд средних литераторов и пропадает в этом ряду.
Как-то больше доверия вызывает тот, кто крепчает постепенно, чей талант усиливается параллельно с приобретаемым мастерством, чья зрелость несет не разочарование, а надежду.