В эту игру выигрывает тот, кто обладает не столько памятью, сколько развитой способностью визуализировать устный рассказ. Он как бы представляет себя на месте самого путешественника и по мере того, как разворачивается его рассказ, использует свою способность вообразить то, что путешественник якобы видел, так что, когда тот начинает рассказывать во второй раз, отличия сразу же сами собой бросаются в глаза. Вот и я, начав во второй раз вспоминать события 1938 года и избрав отправной точкой наше знакомство в «Хотспот», постепенно двигалась дальше сквозь пеструю череду событий, которые каждый день дарит жизнь на Манхэттене, и заново рассматривала различные мелкие детали, вскользь брошенные замечания и, казалось бы, не имеющие значения поступки – и все это как бы сквозь призму взаимоотношений Тинкера и Анны. И как же много восхитительных изменений я обнаружила…

Я, например, припомнила тот вечер, когда Тинкер позвонил мне и попросил приехать в «Бересфорд» и посидеть с Ив. Он тогда вернулся домой – якобы из офиса – уже после полуночи, но тщательно причесанный, с дважды выбритыми щеками и в галстуке, по-прежнему завязанном изящным виндзорским узлом. Разумеется, ни в каком офисе он не был! Сразу же после того, как он налил мне тепловатого мартини и с извинениями, чуть ли не пятясь, вышел за дверь, он взял такси и помчался в отель «Плаза», а там, после определенной порции физических усилий, с удовольствием освежился в удобной маленькой ванной в номере Анны.

А когда я в ирландском баре на Седьмой улице случайно столкнулась с Хэнком, весьма неласково отозвавшимся о некой похотливой суке, которая манипулирует Тинкером, он имел в виду вовсе не Ив. С Ив он, возможно, и знаком-то не был. Он говорил об Анне, о ее невидимой руке, приводившей в движение все то, что связано с Тинкером.

И ей-богу, только сейчас до меня дошло, каким коварным партнером оказался Тинкер, когда я приехала к нему в Адирондакские горы – как он был умен и изобретателен, как умел меня удивить, как легко он скрутил меня и вывернул наизнанку, с любопытством копаясь в моей душе. Милостивый боже! Я ведь все-таки не вчера родилась, а все же ни на минуту не задумалась о том, что было совершенно очевидным – о том, что всему этому он научился у кого-то другого; у кого-то более храброго, более наглого, более опытного и почти не склонного испытывать стыд.

И все время этот кто-то искусно поддерживал созданный им чисто внешний облик Тинкера – облик истинного джентльмена, обладающего отличными манерами, развитой речью, великолепно одетого и в высшей степени нравственного.