Макс специально заехал за Бертой в Лондон, чтобы отвезти ее в Корнуолл. Воспользовавшись оказией, он переночевал у сестры, а накануне вечером встретился в пабе со старыми друзьями и всласть повеселился. И следующим утром без сожалений покинул столицу.

Всю дорогу Берта трещала без умолку и прерывала свой монолог лишь для того, чтобы основательно приложиться к оловянной, обтянутой кожей фляжке, клянясь, что в той вода. «По всей видимости, огненная», – усмехался про себя Макс. К счастью, август стоял теплый и солнечный, и Макс, не опасаясь, что Берта раскапризничается, жалуясь на сквозняк, опустил окно. Но даже с открытым окном горло его першило от удушливого смрада, и каждый глоток воздуха давался ему с огромным трудом.

– В нашем семействе много занятных личностей, – разглагольствовала Берта.

Они выехали за пределы Лондона и мчались по автостраде. Макс пропускал слова престарелой родственницы мимо ушей. Всеми забытые предки, увлекавшие Берту, его совершенно не интересовали. Его воображение будоражили только Руперт и Флоренс Даш. Он предпочел бы слушать радио или музыку в плеере, но Берта не унималась. Давно замкнувшаяся в одиночестве, она соскучилась по компании и не могла отказать себе в удовольствии как следует выговориться. Деваться Максу было некуда, разве что выскочить на заправочной станции, и старушка, до сих пор общавшаяся только с собакой, не устояла перед соблазном излить ему душу. Тоби, на зависть Макса, заснул, не успели они отъехать от тротуара, и Берта с горящими глазами приступила к семейной саге.

– Начну, пожалуй, с незапамятных времен, – распалилась она. – С 1845 года и Герберта Кларенса Винсента Клэрмонта…

Берта обстоятельно перечислила каждого родственника, подарившего свое имя генеалогическому древу. Когда они въехали в залив Гулливера, Макса трясло от усталости и раздражения. Тараторившая почти без остановок Берта в эпохальной истории Клэрмонтов – Дашей едва-едва добралась до начала двадцатого столетия!

– Хорошо, что нам еще в Лондон обратно пилить, – прохрипела Берта, озирая распахнутые ворота Педреван-парка. – Успею тебе все досказать. Эй, не гони прямо к дому, сверни на перекрестке налево.

Макс оживился. Все его чувства пришли в волнение. Наконец-то он получил доступ в заветный особняк, который прежде разглядывал с Робин лишь сквозь прореху в живой изгороди. Ему захотелось немедленно позвонить Робин, сообщить ей, что он рядом, в заливе Гулливера, и условиться о встрече. При мысли о Робин лицо его озарилось счастьем. Но оно тут же погасло, стоило уязвленной гордости напомнить, что Робин его отвергла. Наверное, лучше не ворошить прошлое, подумал он. Робин не звонила ему четыре года. Яснее ясного, что она не хочет его видеть.