– А, это вы, миссис Смит-Теддингтон, – пробасил голос.

– Утро доброе, Бракс. Обри дома?

– Нет, вышел.

– Ну и славно. Я хотела бы показать дом кузине. Нам можно войти?

Бракс распахнул дверь. Сгорбленный и дряхлый старик, он походил на вековечного стража царственных покоев.

– Я звонила ему, – обиженно фыркнула Синтия, переступая порог. – У вас тут вообще принято подходить к телефону?

– Дом очень большой, миссис. Иногда мы не слышим звонков.

– Ах, вот оно что. На вашем месте я посоветовала бы Обри установить по аппарату в каждой комнате или еще что-нибудь. С ним просто невозможно связаться. Это создает жуткие неудобства.

– Желаете чай или кофе? – спросил Бракс, закрывая и запирая на засовы дверь.

– Нет, благодарю. Мы только что позавтракали.

– Не возражаете, если я закурю? – Берта вытащила сигарету.

– Курить дозволяется только на кухне, – предостерег ее Бракс.

– Хм… – расстроенно протянула Берта. Желание затянуться сигаретой перевесило ее интерес к экскурсии по Педревану, и она со вздохом сказала: – Потопали на кухню, Тоби. Посидим там. В доме я была неоднократно, и за прошедшие пятьдесят лет он, по-моему, нисколько не изменился.

Синтия повела Макса по особняку. Максу, восхищенному величественным дворцом в елизаветинском стиле, стало вдруг безразлично, жил ли он в теле Руперта в этих обитых деревянными панелями залах, и он отдался чистейшей радости наблюдателя. Среди развешенных по стенам картин виднелись портреты основателей династии Даш. Синтия немного рассказывала о них, но Макса больше интересовала история ее взросления в Педреване. Каждый зал хранил для Сильвии незабываемую прелесть, и Сильвия с удовольствием оглядывалась в прошлое, воскрешая в памяти былые времена. На задней стене в гостиной на двух бронзовых цепях висел групповой портрет четырех детей Дашей: Синтии, Джулиана, Обри и Руперта. Макс так и впился в него глазами. Картина, изображавшая подростков Дашей, разительно отличалась от остальных классических портретов яркими, если не сказать – кричащими, тонами. Синтия и Джулиан сидели на поваленном дереве, читая книгу, раскрытую на коленях Синтии. Справа от них, с теннисной ракеткой в руках, возвышался Обри, в бежевых брюках и бежевой рубашке-поло. Лицо его светилось беспечной улыбкой, в позе сквозила беззаботность, о которой Макс так много слышал. Слева, в широких брюках и безрукавке с треугольным вырезом, стоял Руперт. Он не улыбался. Его глаза потемнели от злости, лицо смялось в презрительной гримасе. В руках он держал раскрытый серебряный портсигар, словно намереваясь вставить сигарету между своих недовольно надутых губ. Всем видом Руперт давал понять, что ненавидит позировать для портретов. Когда Макс обратил на это внимание Сильвии, та рассмеялась.