Нет ни малейшего сомнения, что святой Василий был знаком с этой попыткой Аполлинариев. Совершенно невозможно предположить, что он ее одобрил: для этого у него был слишком верный вкус, слишком велико было его преклонение перед изящной литературой, слишком религиозным было его почтение к возвышенным наставлениям Писания, и прежде всего слишком сильна была его вера во вдохновенность Священных книг. Вскоре читатель узнает, какой мужественный и благородный ответ на указ Юлиана дал Григорий Назианзин; он был не таким человеком, который мог бы способствовать исполнению этого указа, и утешился бы тем, что изгнан из эллинской культуры за неудачное подражание. А Златоуст, который был озабочен нравственным образованием молодежи и не заботился о ее умственном образовании, как читатель уже знает, всей душой желал заменить Гомера и всех остальных язычников Библией, что и попытались сделать вскоре после него. Но в своем проекте реформ этот неудержимый оратор не ограничился одной лишь, так сказать, сменой программы. Он хотел намного больше – других школ и других учителей. В своей работе «К враждующим против монашеской жизни» он жалуется с обычными для него резкостью и пылкостью на дурные примеры и порочные наставления, которые сыновья слишком часто получают от своих отцов. По его мнению, быть добродетельным в такой среде невозможно. «Вы, – пишет он, – не только учите их тому, что противоречит наставлениям Христа, но и загораживаете порок покрывалом из самых красивых эвфемизмов. Проводить дни на ипподромах и в театрах – это вы называете благовоспитанностью, богатство называете свободой, любовь к славе – величием души, наглость – откровенностью, расточительность становится человеколюбием, а несправедливость выдается за смелость. И словно мало этого обмана, вы даете добродетели противоположные имена: умеренность у вас – деревенская простота, скромность – робость, справедливость – слабость, пренебрежение роскошью – признак рабской натуры, прощение обид – слабость. Поистине вы как будто боитесь, чтобы ваши сыновья, узнав настоящие названия добродетельных и преступных дел, не захотели избегать греха».

Затем он без всякой ложной стыдливости, с совершенно апостольской свободой в выборе слов, перечисляет самые опасные подводные камни, о которые могла разбиться невинность юношей его времени. В ту эпоху, когда жил Златоуст, христианство еще не сумело искоренить один порок, который раньше был в большой чести в языческом обществе и почти неизвестен в наших современных обществах. Если верить Златоусту, в больших городах не было почти ни одного подростка, который бы избежал этой заразы; святого удивляло лишь то, что возмездие, покаравшее Содом, еще не наказало этот содомский грех.