Из рассказа Владимира Юликова: «…Хорошо помню. Лето. Будний день. В церкви никого. Я стою слева, где обычно теплота после причастия. Там справа Николай Мирликийский, большая икона. И еще в храме человека три. Все в отпусках. Отец Александр молится. Я стою и вдруг — раз — из окон солнечный луч, и он прямо падает перед иконой Николая Мирликийского. Богослужение заканчивается. И я: „Батюшка! Как-то сегодня было особенно хорошо“. Он говорит: да, да. Я говорю — а вы не почувствовали, что… Он говорит: „Почувствовал“. Я говорю: „Вот, прямо перед иконой стоял кто-то“. Он: „Да; вы тоже почувствовали?“ Не знаю — ангел, сам Христос — я не видел ничего. Более того. Вот эти женщины — они же всё время ходят, подсвечники чистят; одна из женщин прошла туда — обошла и пошла назад — обошла. Этот подсвечник стоял так, что по прямой надо было пройти прямо через это место — где явно кто-то стоял. Я почувствовал присутствие кого-то, кто стоял во время литургии незримо перед этой иконой, куда падает луч света. Но я же у него спросил!»

«Начиналась литургия, — делится своими воспоминаниями Григорий Зобин. — „Благослови, владыко“, — донеслось от алтаря. „Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа!“ — слова прозвучали у отца Александра радостно, бодро, как первый весенний гром. В храме словно повеяло озоном. Я впервые видел литургию, которая шла с такой огненной радостью. Батюшка служил без дьякона. Иногда он выходил и дирижировал пением. Пели все. Люди словно заражались его светлой энергией, ощущали себя сильнее, чище».

«Когда литургию вел второй священник, а отец Александр исповедовал в правом притворе, то во время евхаристического канона он становился на колени позади всех молящихся, — вспоминает Валентин Серебряков. — И так молился до возгласа „Изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице…“. Поражало не то, что я видел священника, молящегося на коленях, — во время специальных великопостных или строгих молитвенных служб священники молятся коленопреклоненно, — и я видел это. Но они делали это на амвоне, а встать позади всех прихожан и так соучаствовать в евхаристическом каноне, так близко воспринимать и чувствовать таинство мог только человек, глубоко соединенный со Христом».

Каким запомнили его прихожане во время исповеди? Какими средствами отец Александр исцелял души, как расставлял акценты, выслушивая кающихся?

«Вот главное, — пишет Андрей Еремин, — что должен понимать кающийся, по мнению отца Александра: исповедь нужна не для того, чтобы изгонять грехи, а чтобы стать принципиально другим человеком. „Потому что, если косить грехи, как траву, остаются не вырванными корни и сорняки опять вырастают. Но сами мы другими не становимся — для этого нам нужна сила Божия“».