«Отец Александр Мень говорил, что исповедь — открытие перед Богом души, тоскующей по встрече с Ним. Открытие заключается в видении преград между собой и Богом и признании своей ответственности за них»[177], — пишет протоиерей Владимир Архипов.

«После каждой исповеди в те начальные годы я отходил от него, как заново рожденный, летел как на крыльях, — рассказывает Александр Зорин. — „Ну, как ваши дела?“ — был его первый вопрос. Он знал дела каждого, помнил в мельчайших подробностях и включался тотчас, когда подходила твоя очередь. Первое, что ты видел, — это его улыбка и широко раскрытые глаза. Он смотрел на тебя, как на нового человека, всегда с интересом. Это был взгляд ребенка — восхищенный и ожидающий откровения. Невозможно было что-либо утаить. Не потому, что он читал твои мысли (не такие уж они сложные!), а потому, что невозможно на фоне чистого экрана оставаться незаметным черным пятном. А чистота эта — детскость и мудрость — находилась рядом.

Отец Александр: „Любить врагов — видеть в них человеческое, желать им добра и, если возможно, повернуть их к Богу. Но не впадать в компромисс“.

Я: „Страх перед завтрашним днем — ни работы, ни денег…“

Отец Александр: „Это вам дано как регулятор жизни. Если бы у вас всё было благополучно, вы были бы похожи на розу из крема. Материальную неопределенность завтрашнего дня надо терпеть. У вас две проблемы: неведомое завтра и творчество. Первое нужно терпеть, за второе — бороться…“ Он вспомнил о своей маме, цитируя Евангелие: „‘Не заботьтесь о завтрашнем дне…’ Ей ведь не сладко жилось, нужда наступала на пятки. Бывало скажет: ‘Завтра нечего есть… Ну, Бог пошлет чего-нибудь…’ Всегда была спокойна на этот счет“.

Я: „Мало занимаюсь детьми. Времени на детей не остается“.

Отец Александр: „У детей встреча с Богом — личная. Вы им сколько угодно можете рассказывать о Боге, а откроют они Его самостоятельно“.

В воскресенье, на общей исповеди: „Иной грешник думает, что наказание должно последовать за прегрешением, как будто он в трансформаторную будку залез и его сейчас током убьет. На самом деле это не так. Грех оскорбляет любящего Бога и любящее существо. Греша, мы Его и кого-то обижаем“».

«Когда я подходил к нему на исповедь, он улыбался, потом обнимал меня и говорил: „Как я рад, что вы пришли. Давайте вместе помолимся“, — пишет Владимир Илюшенко. — А дальше, прежде всяких моих слов, отец Александр говорил то, что должен был сказать я. Это не значит, что я молчал, — просто он читал во мне как в открытой книге. Так было и с другими».

«За свою жизнь я исповедовался не у одного о. Александра, — рассказывает Андрей Бессмертный-Анзимиров. — Я убежден, что есть много замечательных священников, и сам неоднократно слышал о таковых. Но вот этой „молнии“, когда всё вдруг мгновенно встает на свои места, — у меня ни с кем не бывало. Только во время исповеди у о. Александра».