Однако, не будучи диссидентом и не поддерживая диссидентские настроения в своем приходе, отец Александр духовно окормлял и поддерживал многих несогласных с существующим политическим режимом людей. Так, в конце 60-х он хранил у себя труды Солженицына, в связи с чем в его доме не раз проводились обыски. Более того, когда после смерти академика Сахарова[210] в декабре 1989 года Андрей Еремин оказался во время службы с отцом Александром вдвоем в алтаре и спросил его, не надо ли ему теперь стать на место Сахарова, чтобы «консолидировать демократически настроенных людей», то был поражен, услышав от него задумчивое: «Да, может быть, мне придется это сделать». Отец Александр считал, что внутренние политические проблемы в стране часто неотделимы от проблем нравственных. «Свобода совести, — говорил батюшка, — это проблема еще и нравственная, и мы всегда ее защищаем так же, как защищаем и демократические принципы».
Очень важным для Церкви отец Александр считал появление как можно большего числа хороших православных священников. В середине 1970-х годов он считал, например, что отец Дмитрий Дудко открыто проповедует монархизм, что являет собой не религию, а политику, но с другим знаком. «А России нужны просто хорошие честные священники-труженики. Чтобы они могли просветить народ. Без идей-фикс. Просто учащие людей православию, приводящие их ко Христу. И ничего более», — приводит слова отца Александра Андрей Бессмертный-Анзимиров.
Однако отец Александр имел четкую позицию в отношении современной ему политики властей, а также правителей прошлого. В частности, сталинский «культ личности», по мнению отца Александра, стал возможен только в условиях духовного вакуума в стране: «Об исторических религиях можно иметь разные суждения и оценивать их по-разному, но в отношении культа Сталина двух мнений быть не должно, если мы не хотим снова вернуться в кровавый хаос. Пусть даже остаются теперь люди, которые напоминают нам, как бойцы шли в атаку с именем Сталина; очевидно, что они имели в виду вовсе не реального Иосифа Джугашвили, а политический фантом, суррогат извечной идеи божества»[211].
Говоря об истории Церкви в России, отец Александр отмечал, что и в более далеком прошлом Россия являла собой трагический пример подчинения Церкви государству: «Русская Православная Церковь с XVIII века находится под пятой самодержавного государства, которое делает все для того, чтобы эту Церковь растлить, унизить, сделать своим ручным псом, отравить ее. Главой Церкви объявляется император. Екатерина II пишет, что отныне она является главой Церкви. Священники становятся платными чиновниками государства, тайна исповеди разрушается: священники обязаны доносить о том, что им говорят на исповеди, если это касается государства. Дети духовенства не допускаются ни в какие учебные заведения, кроме семинарий. Разрушается вера, потому что она насаждается насильно»[212].