Бывало и так, что дети лежали здесь годами. У некоторых из них не было родственников, но большинство находились в больнице вместе с матерями, оставившими дома семьи и других детей. Отца Александра и его сопровождающих встретили заплаканные лица матерей и дети, у которых давно не было игрушек. Трудно себе представить те физические и духовные страдания, которые претерпевали эти дети и их матери. Как и во всяком советском учреждении, система отношений в больнице напоминала казарму.

И вот появились добровольцы из церкви. Никто, начиная с администрации больницы, не знал, как относиться к такому новшеству как приход священника, что можно и чего нельзя разрешать его помощникам, как с ними взаимодействовать. За 70 лет советской власти в стране были полностью разрушены основы церковной благотворительности. Врачи откровенно не видели смысла в появлении в больнице священника и команды его волонтеров, все эти люди казались им лишними.

Но отец Александр начал действовать — он регулярно приезжал в РДКБ, чтобы крестить детей и их родителей (до этого момента крещеных детей в отделении не было, и отец Александр окрестил всех), причащать их и беседовать с детьми и их родителями. «Мы, его помощники, — продолжает Лина Салтыкова, — очень старались приносить пользу, хотя поначалу и не представляли, что именно делать. Не зная, с чего начать, мы готовы были выполнять любую работу — мыть полы, стирать детские вещи… Но оказалось, что особой нужды в этом нет — всё это делали мамы, лежавшие в больнице вместе с детьми. Зато постоянно требовались мужские руки — наши молодые люди чинили замки и тумбочки, заделывали щели в окнах, возили детей в театры, а заболевших мам — во взрослые больницы»[313].

«Однажды после литургии я услышал, как отец Александр Мень обратился к народу: нужны люди помогать в детской больнице, — вспоминает Петр Коротаев, тогда молодой гидрогеолог. — И вот с небольшой группой прихожан мы туда и отправились — некоторые, в том числе Лина Салтыкова, уже не в первый раз. Поначалу нас было человек пять-шесть. Из этих людей и выросла потом Группа милосердия. Приходили мы раза два в неделю. Занимались в ту пору только одним отделением — пересадки почки и гемодиализа. Дети там лежали тяжелые. Тогда мы впервые пережили смерть ребенка. Я очень хорошо запомнил мальчика, который первый умер при мне, — Алеша Терехин. А умирали тогда очень часто, многих лекарств в больнице еще просто не было, да и в стране тоже. Очень тяжело. Особенно когда подружишься с детьми, узнаешь поближе… В общем, постепенно я втянулся, а потом и вовсе оставил светскую работу, стал заниматься только больницей. Помогал, когда священники причащали детей, — поначалу прямо в палатах, храм ведь появился гораздо позже. Ну и, конечно, больница — не только боль и слезы, но и радость. Самое радостное, и это долго помнишь, — как мы провожали домой поправившихся детей. В больнице многие умирали, но и излечивались многие, это важно помнить…