Потеряв всякий интерес к жизни, Майский как никогда приблизился к своему крушению. Постепенно его начали посещать самые жуткие мысли. Эти мысли и раньше в разные периоды жизни приходили ему в голову, но всегда он внутренне смеялся и забавлялся ими, расценивая их как что-то совершенно для себя невозможное, непонятное и невообразимое. Но в этот раз его отношение, восприятие этих мыслей было другим. Майский вдруг начал рассматривать их как самые что ни на есть осуществимые — он начал видеть в них вероятный и вполне возможный для себя исход.

Но подсознание Майского со своей стороны очень чутко восприняло нависшую над всем его существом угрозу. Оно стало изнутри помогать ему, подсказывая, что опасность происходила из пустоты, образовавшейся в нем в результате крушения всех его надежд и потери смысла жизни. В ответ на эти сигналы, Майский совершенно несознательно начал подходить к тому, чтобы отвергнуть рухнувшую идею: бизнес, который должен был по праву возвеличить и обогатить его, стать доказательством его несомненных экстраординарных способностей, провалился, и сейчас ему было необходимо внести в свою жизнь новую цель, которая поддержала бы его. Подсознание Майского подталкивало его к выводу, что прежняя мечта его была ложью, самообманом, к необходимости найти новый смысл своего существования. Но полная нереализованность им своих мечтаний и планов, своей личности, вынуждала его не просто найти новый смысл жизни: его новая цель должна была быть еще более масштабной и основополагающей, чем прежняя, чтобы эта новая генеральная для него идея заслонила собой все предыдущие стремления — только тогда это могло бы окупить последний провал и позволило бы ему забыть о неудаче. Несознательно сосредоточился он на решении этой жизненно-необходимой для себя задачи.

Майский всецело озаботился вопросом смысла своего существования как раз в то время, когда душа его находилась в совершеннейшем разочаровании от окружающей действительности. К этому моменту он уже на протяжении многих недель кряду пребывал в своем хмуром, мрачном ипохондрическом унынии, и все вокруг рассматривал с позиции постоянно бередящих его сознание мыслей о возможной скорой смерти. Смерть, о которой он все больше задумывался в последнее время, стала его спутником, мерилом и главным критерием оценки всего и вся. И когда он, пребывая в этом состоянии, подступился к своему генеральному вопросу, то неожиданно для себя, тут же получил на него абсолютно однозначный ответ.

Почти сразу Майский осознал, что с позиции неизбежной и очень скорой смерти единственное, что имело смысл в человеческой жизни — это оставленная после себя память. То, что пропадало в скором времени после ухода человека из жизни, вдруг перестало для него нести вообще хоть какой-то смысл, и наоборот — все, что продолжало существовать после смерти человека, пусть даже косвенно напоминая о его присутствии в этом мире, приобрело для Майского совершенно иное значение. «Единственно, что имеет смысл — это оставленные после тебя деяния и память!», — эта мысль буквально впечаталась в его сознание, а полное отчаяния тщевлавное сердце сходу всецело прониклось ею. Открыв ее для себя, с жадностью загорелся он этой новой идеей, новой целью, новым смыслом жизни.