Но вернемся в Иерусалим. После того, как реанимация успешно завершилась, Иисуса перевели в какое-то тайное убежище, а возле высеченной в скале гробницы оставили одного или двух человек, дожидаться женщин, которые, спустя субботний день покоя, должны были прийти, чтобы совершить обряд погребения. Женщины, как мы знаем, пришли и стали первыми, кто узнал о том, что Иисус, кого они считали мертвым, на самом деле жив.

А далее последовала череда событий, описанная во всех Евангелиях, мягко говоря, по-разному. В Евангелии от Марка она была описана как-то так, что церковным цензорам IV века пришлось ее полностью вымарать. В Евангелии от Матфея она описана, почему-то, очень и очень скупо, а в том, что касается описаний происходившего непосредственно с самим Иисусом — так и вовсе, буквально в двух словах, причем полных какого-то ледяного формализма. В Евангелиях от Луки и от Иоанна — гораздо более детально и подробно, но, при этом, не имея ровно ничего общего между собой.

Все это со всей очевидностью отражает тот факт, что появление Иисуса перед учениками живым после того, как он был казнен, вызвало у них не только вполне ожидаемую радость, но и породило некое чрезвычайно сильное и стойкое смятение, отнюдь не рассеявшееся после того, как прошел первый шок. И уровень этого смятения никак не может быть объяснен с позиций официальной церковной версии сверхъестественного, чудесного воскресения из мертвых.

Чудесно воскресший Христос, после первого шокового впечатления, в дальнейшем уже только лишь подкреплял бы психоэмоциональное состояние своих учеников, так что от их первоначальной растерянности очень скоро и следа не должно было остаться. Его не просто великолепная физическая форма, но уже нескрываемо проявляющаяся полнота Божественного всемогущества, не должны были оставить и малейшей зацепочки ни для какого страха, недоверия или скепсиса в их душах!

И все это в будущем, когда пришло время для изложения всех событий на папирусе и пергаменте, должно было вылиться в спокойные и уверенные эпические описания, в которых гармоничного единства было бы на порядки больше, чем каких бы ни было мелких нестыковок.

Однако и с описаниями дело обстоит прямо противоположным образом, и с имеющимися в них свидетельствами о психоэмоциональном состоянии учеников тоже. Выше уже говорилось о том, что характер описания событий «воскресения» гораздо больше соответствует концепции «естественного оживления», нежели «чуда». Было лишь непонятно, каким именно образом могло произойти это оживление, как мог Иисус, очнувшись в гробнице, из нее выбраться, как бы потом он смог проделать путь к дому, где собрались ученики и т. д.