Сунь, зажмурил глаза: «Выследили, шакалы».

— Можешь не расстраиваться, храбрец. Всему свой путь в этом мире. Судно, на котором ты попался, наше, — словно читая мысли юноши, злорадно внес ясность голос из темноты. — Не повезло. Бывает. Житие богато на подобные казусы. Но я помогу тебе… Не тому ли безголовому камикадзе, который словно одержимый, бросился на наших людей, когда они конвоировали тебя? Поверь, он далеко не уйдет. Слишком много поднято против него народа. Да и наши воины не прощают вызывающей дерзости. Не успеет твое тело истлеть иа медленном огне, как он следующим предстанет пред очи мои на этом же месте, в таком же обиженном виде.

У Суня непроизвольно вырвалось: «Так вы же слуги господни!»

Ехидный смешок липко завис на мокрых стенах каземата.

— Да, мальчик, да. И потому ты должен доверять нам, как и спасителю, и исповедаться так же, как ему, ибо он единственный для нас судья.

— Неужели и вы лепестки «Белого лотоса»?

— Да, юноша. Немножко расплелись пути наши, но все мы братья единой веры, и пути к ней у каждого исповедимо свои. Людей больше, чем богов. Но жить приходится среди людей, жало подлости которых предназначено для унижения себе подобных. Как низки человеки в своих измышлениях. Их ничто не интересует, как только то, что нужно для личной, оскверненной язвами и пороками, нечистой плоти. Люди жестоки, неправедны. Боги милостивы, потому что всесильны. Прощают грехи. Прощают все, что видят. Пути указывают истинные. Люди не стоят без богов, на которых изливают душу свою в мольбах и прошениях. Семя человеческое паршиво. Невозможно жить с ними и среди них.

— Но все мы братья «Лотоса» — Сунь, с чувством засветившейся в подсознании надежды, смотрел в темноту.

— Это верно. И, если ты поможешь нам, мы не тронем брата нашей веры, если даже он заблуждается в чем-то. Но отступникам нет снисхождения пред ликом Всевышнего. Помни это. Отвечай нам, мальчик, про пистолет, про того сумасшедшего. Кто он и что он? Не тот ли агент проамериканский, за которым уже полмесяца гоняется работный люд? Будто нет дел других, поважнее.

— Я не знаю про того ничего. Первый раз слышу. А пистолет, я даже не знаю, какой он. Мне нужно было смотреть, кто возьмет его, и на сыщиков…

— А для кого, сын мой.

— Для отцов моих.

— Молодец мальчик. Правда находит уста твои. Кто твои отцы?

— Желтый Дракон, мой верховный отец и покровитель.

— Но криви душой, заблудшийся, правду не скроешь. На надо морочить голову тем, кто сам уже отец долгие годы. Цзяо не имеет таких малолеток, как ты. Он не пошлет людей в захолустный городок, в бедные провинции. «Триада» не собирает мелочь с обездоленных. Соберись с мыслями. Вспомни все, что я говорил. Мои уста не лгут. Ты уже трижды успел и посмел солгать мне. Но я прощаю по молодости те ошибки, которые податливы неокрепшему уму, который может еще надеяться на что-то и не верит в самое жестокое, что может произойти. Молодость — она наивна, доверчива. В этом ее слабость. Доверься мне, моему опыту. Молодость столь же глупа, как и надежды, овладеваемые ею. Подумай и говори. Жизнь стоит того, чтобы не думать о других, чтобы но думать о том, о чем не стоит думать. Человек создан для себя. В каждую плоть заложен разум, чтобы он пекся об этой плоти. Иначе род людской вымрет. И тогда ничего не останется от тех алътруистских порывов, которые прозябают в душах некоторых дурачков, как непотребный хлам.