Через несколько минут сухие выстрелы винтовок, а следом и автоматных очередей известили Цина, что оба отряда схлестнулись накоротке.

По его знаку группа снялась с места и бегом двинулась по следу Хуа.

* * *

Четвертого служителя крепко разморило в момент короткой передышки после длительного марша. Он расслабленно примлел на стволе дерева. В голове продолжали вырисовываться яркие пачки хрустящих купюр.

От неожиданного трескучего эха выстрелов содрогался. Голова идиотски и больно стукнулась о каменный выступ. Ошарашенно вскочив, выпученными глазами быстро осмотрел местность. Через секунду понял: стреляли на второй тропе.

Живо поднял боевиков и бегом бросился на усиливающийся шум перестрелки. По суматошной стрельбе чутье подсказывало, что то не монахи. Но кто это мог быть, трудно сообразить.

Снедаемый черными предчувствиями, несся впереди своей группы, как угорелый.

То, что увидал с высоты малого переката, обозлило до крайней степени. Боевики второй группы стреляли не в монахов. Какая-то разношерстная рвань мелькала впереди, вела беспорядочный огонь. Настойчиво, не обращая внимания на встречную прицельную стрельбу, рвалась фанатично вперед. Их было столь много и вели они такой плотный огонь, что и Четвертому пришлось срочно ретироваться за камни. Жуткий посвист и щелканье пуль о вековой гранит живо напомнили, что не так уж крепка жизнь в его теле.

Атакующие рассыпались все шире по окрестности. Начали обходить со сторон. То там, то здесь высовывался черный ствол винтовки, содрогался, раздавался треск, и противно жужжащая пуля на всех скоростях долбила древний базальт. Сплошная дробь выстрелов заглушила нестройные очереди его группы. И стреляющих было столь много, что служитель оставил затею подсчитывать их численность. Его людей давили массой. Все ближе и ближе возникали перед взором вороненые стволы, искривленные в страсти рожи атакующих. Трудно было в такой обстановке понять, куда следует раньше стрелять, откуда большая опасность. Назревала ситуация потери контроля над положением. Четвертому ничего не оставалось, как приказать всем спешно сменить позицию: ближе к отвесным выступам склонов.

Десять минут повального неразборчивого бега.

Позади слышались победные кличи.

Служитель зло чертыхался, когда какой выступ или бугорок подло вставал на его пути. Раз даже растянулся на острых камнях. Самолюбие его вскипело, багровое лицо полыхнуло вспыльчивым взглядом по бегущим. Но тем было не до него. Тем более до его задетых чувств. Как стадо, бегущее от огня, неслись они по неровностям с такой внушительной скоростью, что им могли позавидовать горные козлы. Были и такие, которые, неловко оступившись, смешно ляпались на землю, роняли автоматы, насаживали на свои обозленные лица синяки и шишки. Но никто никого не видел и не слышал.