— Мы? Кто — мы? Накачать газом готовятся меня — не тебя. В случае отсрочки ты отправишься назад в Чикаго. Станешь героем — еще бы, ведь ты спас жизнь своего клиента. Твой портрет украсит обложку «Адвокатского вестника» — или что вы там, модные юристы, читаете? Новая звезда, взошедшая над Миссисипи. Вытащил с того света собственного деда, отъявленного расиста, между прочим! А я пойду к себе в клетку — ставить крестики в календаре. — Сэм швырнул окурок на пол и схватил Адама за плечи. — Взгляни на меня, внучек! Повторения не будет. Я требую, чтобы ты остановился. Брось! Сообщи судьям: я отзываю все ходатайства. Позволь старику умереть с достоинством.

Руки Кэйхолла тряслись, дыхание стало прерывистым. Внук смотрел в его усталые голубые глаза. По серой щеке скатилась слеза и исчезла в седой бороде.

Адам впервые ощутил исходивший от деда запах застарелого, въевшегося в кожу пота и табачного перегара. Странно, но тяжелый аромат не казался отвратительным, как было бы, если бы источником его являлся человек, который имеет неограниченный доступ к хорошему мылу, горячей воде и дорогим деодорантам. Через мгновение Адам перестал замечать этот запах.

— Но я не хочу, чтобы ты умирал, Сэм.

— Почему?

— Я ведь только что нашел тебя. Ты — мой дед.

Хватка Сэма ослабла, он сделал шаг назад.

— Прости.

— Тебе не за что просить прощения.

— Есть, есть за что, Адам. Ты нашел себе неважного деда — древнюю обезьяну в красном спортивном костюме, убийцу, готового через пару деньков вволю надышаться веселеньким газом. Подойди к зеркалу. Кого ты в нем увидишь? Красивого молодого человека с великолепным образованием и блестящим будущим. Где, где я мог ошибиться, где свернул не на тот путь? Что случилось? Всю жизнь я прожил, ненавидя окружавших меня людей, и теперь мне предъявлен счет. Ты же ни к кому не испытывал ненависти — и куда вознесла тебя судьба? Но в наших жилах течет одна и та же кровь. Почему я здесь?

Сэм медленно опустился на стул, упер локти в колени, ладонями прикрыл глаза. В «гостиной» повисло долгое молчание. Слышались лишь негромкие мужские голоса в коридоре.

— Знаешь, внучек, я бы с радостью умер как-нибудь по-другому, — хрипло проговорил Сэм, потирая виски. — Не сама по себе смерть меня сейчас беспокоит. Я давно понял, что окончу свои дни именно тут. Пугает мысль умереть незаметно, безвестно. Уходишь, и никто даже головы не повернет. Никто не посидит у гроба, не бросит в могилу горсть земли. Мне часто снился сон: лежу в дешевом гробу, в пустой часовне, и рядом ни души, нет даже Донни. Только священник хихикает — ведь мы с ним одни, чего стесняться? Но сейчас все переменилось. Я вижу, что кто-то обо мне заботится, я знаю, моя смерть огорчит тебя, потому что ты пытался мне помочь. И похороны ты устроишь, как положено. Я готов, Адам, честное слово, готов.