— Обо мне он хоть что-нибудь слышал?
— Трудно сказать. Уолт покинул страну много лет назад. Живет в Амстердаме.
Сэм протянул руку к стакану с остывшим кофе, сделал глоток.
— А как Кармен?
Адам взглянул на часы.
— Через три часа встречу ее в аэропорту. Завтра утром она будет у тебя.
— Это меня пугает.
— Успокойся, Сэм. Сестра — простой и доброй души человек. Она не только красива, но и умна. Я много рассказывал ей о тебе.
— Зачем?
— Кармен сама просила.
— Бедная девочка. Ты говорил, как я выгляжу?
— Тебе нечего волноваться. Ее интересует не твоя внешность.
— Ты говорил, что я не чудовище?
— Я сказал, что ты — душка, волшебный гномик из сказки, с серьгой в ухе и конским хвостом на затылке, в аккуратных резиновых галошках.
— Поцелуй мой зад!
— И что заключенные тебя боготворят.
— Врешь! Все врешь! Ты не мог такого сказать. — Губы Сэма растянулись в улыбке.
Адам рассмеялся, может быть, излишне громко, но юмор в это мгновение был необходим обоим. Дед и внук старательно делали вид, что им страшно весело. Однако веселье быстро прошло. Оба сидели на краю стола, упираясь ногами в стулья, под потолком плавали густые клубы табачного дыма.
Так о многом хотелось сказать, и так мало было сказано. Рассуждать о стратегии защиты уже не имело смысла, история семьи исследована настолько, насколько это оказалось возможным, а погоду пусть анализируют метеорологи. Оба понимали, что следующие два с половиной дня проведут вместе. Серьезные вопросы могут подождать, неприятные — тоже. Адам дважды сверялся с часами и напоминал, что ему пора, но дед все просил не торопиться: ведь с уходом внука придется возвращаться в камеру, в эту раскаленную до сорока градусов клетку. «Пожалуйста, — умолял Сэм, — посиди еще чуть-чуть».