— Меня это полностью убедило бы. Да и большинство остальных.

— Что ж, тогда нам следует посмотреть на фотографии, которые разведка ВВС не посчитала нужным отправить премьер-министру. Уверен, на них мы увидим остаточное тепло от сгоревшего керосина, и этот знак будет иметь форму звезды Давида. Главное знать, что ты хочешь увидеть… и тогда обязательно увидишь.

Талман резко остановился. Голос его прозвучал тихо, почти шепотом.

— Ты с ума сошел?

— Вовсе нет.

— Ты на самом деле собрался подделать одну из этих фотографий?

— А ты веришь, что они находятся… или находились… в Вавилоне?

Талман верил в это, хотя и сам не знал почему.

— Да.

— А в то, что цель оправдывает средства?

— Нет.

— Если бы там находилась твоя жена… или дочь… ты думал бы иначе?

Талман знал об отношениях Ласкова и Мириам Бернштейн.

— Нет.

Ласков кивнул. Талман не лгал. Он провел слишком много времени среди англичан, при принятии решений эмоции у него отодвигались на задний план. В большинстве случаев это была очень хорошая черта характера, но иногда Ласкову хотелось, чтобы Талман вел себя в большей степени как еврей.

— Пообещай мне, что забудешь о нашем разговоре и отправишься спать.

— Нет, — отрезал Талман. — Я считаю своим долгом арестовать тебя.

Своими большими руками Ласков взял Талмана за плечи.

— Они умирают в Вавилоне, Ицхак. Я знаю это. Ицхак, позволь мне помочь им. Позволь мне сделать то, что я должен сделать. Забудь о нашем разговоре. Когда ты был моим командиром, ты раз или два закрывал глаза на мои дела… да, да, я знаю это… и не надо смущаться. Иди домой. Иди домой и спи до полудня, а когда проснешься, все уже будет закончено. Нас ждет национальный праздник… или, да, трагедия… а может, даже война. Но какой здесь может быть выход? Позволь мне сделать это. Меня не волнует, что случится со мной после, но сейчас позволь мне уйти.