Талман почувствовал себя неловко от внезапного откровения Ласкова, как в физическом, так и в эмоциональном плане. Он сделал небольшое движение, желая показать, что ему неприятно, когда его держат, но Ласков не ослабил хватку.

— Что ж… — Эта близость Ласкова… что он ощущал от нее? Талман чувствовал тепло этого человека, его дыхание… что-то пробежало по пальцам Ласкова и вошло в его тело. — Я действительно… — Талману было ужасно неловко, лицо Ласкова находилось менее чем в полуметре от его лица. Он мог… чувствовать то, что чувствовал Ласков. — Я… думаю, я пойду домой… нет… я пойду с тобой. Да, черт побери! Это безумие, понимаешь… действительно безумие… но я помогу тебе. Да.

Лицо Ласкова медленно расплылось в улыбке. Да, он действительно знал Талмана. Даже его можно было пронять.

— Отлично. — Ласков отпустил Талмана и отступил назад. — Послушай, я знаю в Тель-Авиве техника из фотолаборатории ВВС. Мы сможем заехать за ним по пути в «Цитадель». Если он захочет, так у него и мусорная яма будет похожа на обнаженную Элизабет Тейлор. И он сделает все, что я попрошу, не задавая никаких вопросов.

Талман кивнул, и они снова пошли, почти побежали к стоянке такси возле резиденции премьер-министра. Когда они впрыгнули в машину, Ласков, задыхаясь, выпалил:

— Тель-Авив. Дело чрезвычайной государственной важности!

Глава 29

Глава 29

Бенджамин Добкин пожал руку Шир-яшубу. Они стояли на покрытом илом причале, выступавшем над водами Евфрата. Все население деревни — несколько десятков человек — расположилось неподалеку и молча наблюдало за ними. Луна освещала облака пыли на противоположном берегу. Ветер дул и на этом берегу, но большая часть пыли оседала в реку. Сама река была неспокойна, мелкие волны бились о причал. Да, переплыть реку будет делом непростым, да и дальше двигаться по суше тоже будет сложно. Добкин отвел взгляд от реки и посмотрел на старика.

— Отнесите его тело на равнину и бросьте шакалам, а утром займитесь своими обычными делами.

Старик вежливо кивнул. Ему не надо было объяснять, как выживать в этом мире. Его деревня стояла здесь свыше двух тысяч лет, и она пережила события, которые уступали европейским разрушительным войнам только по масштабам.

— Да храни тебя Господь на пути твоем, Бенджамин.

Добкин был одет в залитый кровью пятнистый камуфляжный комбинезон и головной убор мертвого ашбала. Тело самого араба скоро очутится в желудках шакалов, но Добкин не мог прогнать от себя тревожное чувство, что Риш впоследствии придет в эту деревню отомстить за Талиба и быстро завершит ту работу, которую в течение двух тысячелетий не завершили опустошительные войны.