Айфон журналистки поблескивал полудрагоценными камушками. Идеальный маникюр, идеальные брови, идеальная улыбка. Рядом с ней Полина чувствовала себя чучелом.

Куда ей уезжать? В Катину однокомнатную норку?

Четыре года назад рабочий квартал, где жила Полина, определили под снос. Шахты вырыли в почве ловушки, посреди двора образовывались провалы, трещины змеились по потолку туалета. Сыпалась побелка. Специально для переселенцев построили Весенний – поселок из восьмидесяти домов, каждый рассчитан на одну семью. В молодости Полине нравились бразильские сериалы, она мечтала о двухэтажном особняке. Мечта частично сбылась. И пусть архитектор не был чертовым гением и приделал лестницу снаружи – чтобы попасть в спальню, приходилось вылезать на улицу в дождь и снег. Подобные трудности не смущали жильцов ликвидированного квартала.

Две сотни счастливчиков въехали в новенькие дома. Поселок загудел, затрепетало на веревках сушащееся белье, мужики мастерили песочницы и лавки, до березовой рощи рукой подать. Соседи устраивали совместные пикники.

Некоторые, наиболее чуткие, принюхивались к стенам: чем так пахнет? Словно фотопленка…

Все закончилось в две тысячи четырнадцатом.

Лишний раз подтвердилась поговорка про бесплатный сыр. И Весенний получил в народе прозвище «Яды».

Роспотребнадзор установил, что синекрышие домишки источают формальдегид. Бесцветный токсичный канцероген применялся в кожевенном производстве, медицине, для транспортировки зерна и бальзамирования. Ну и при строительстве Весеннего, конечно. В неограниченном количестве. Словно городские власти, выделившие на поселок полтора миллиарда рублей, планировали забальзамировать его жителей для потомков. Или испробовать газовые камеры замедленного действия.

Формальдегид вызывал вялость, раздражение, зуд, бессонницу, мигрень, повышал опасность появления онкологических заболеваний. Надо ли уточнять, что люди запаниковали. Первая волна эмиграции пришлась на лето четырнадцатого: кто мог, перебрался к родственникам. Соседи диагностировали у себя признаки отравления, хотя Полина подозревала, что не обошлось без самовнушения.

За четыре года в «Ядах» она хворала не чаще чем раньше, спала как убитая и не чесалась, а единственной ее головной болью была администрация Шестина.

Полина Проскудина, двадцать лет проработавшая инженером в заводском институте, объявила мэру Крылову войну. Беспощадную и отчаянную. Благодаря ей в отношении пары местных чинуш возбудили уголовные дела – «за превышение должностных полномочий и оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей». Недавно адвокат сказал, что статьи переквалифицировали, а дела прекратили за истечением срока давности.