Тонкий луч прошил небосвод, вертикально ударил в холм. Точно в тучах врубили прожектор. Кисть Назара выскользнула из онемевших пальцев. Свет поманил его. И мальчик сам стал светом – он вплыл в луч. Ботиночки скребли носками по асфальту. Назар воспарил. Раскинув руки крестом, чуть отклонившись назад. Голова болталась, отороченная сияющим нимбом, лицо было обращено к источнику света. И дождинки закручивались винтом, образуя туннель.
Крохотная фигура поднималась в небо.
Полина забыла дышать.
Сектант бился в истерике у гаубицы. Лиза царапала толстые щеки ногтями и голосила:
– Звездные детки! Звездные дудочники! Ненасытные ангелы с черными перьями! Тон-Агын! Абди! Абди! Тон-Агын!
Полине показалось, что у нее с минуты на минуту взорвется мозг. Вой сирены – откуда он здесь? – стегал по ушам. А потом все закончилось. Луч схлопнулся. Погасли огни. Мальчик плавно опустился на площадку.
– Тон-Агын! – толстуха бросилась к Назару, но он выпростал руку, и сектантка будто врезалась в преграду.
Ее подельник выпрямился – как марионетка, которую потянули за ниточки. Из-под волос сочилась красная роса. Раздался хруст. Черепная коробка сектанта сплющилась, лицо треснуло, и содержимое черепа, как блевота, вылилось из кровавой прорехи заодно с белыми зубами.
Родимое пятно сестры Лизы вспучилось и пошло волдырями. Она заорала. Язычок пламени родился из лопнувшего пузыря и слизал ресницы. Занялись, треща, крашеные кудри. Огонь хлынул из щеки, глазные яблоки сварились в глазницах. Пылающая Лиза замахала ладошками, ноги ее запутались. Живой факел покатился по лестнице и скрылся в ночи.
Полина кричала, но не слышала своего крика.
Мальчик приблизился и присел возле нее на корточки. Изумрудные глаза лучились такой вселенской любовью, что страх моментально улетучился. Ветер разогнал тучи. Тени сгинули.
– Маленький! – Полина заплакала от счастья.
Назар убрал прядь с Полининого виска, наклонился и поцеловал в лоб. Радужки мальчика отпечатались на ее сетчатке, как клейма.
– Господи! – сказала Полина.
Губы бога были ледяными.
Палата
Палата
Примерно через час после обхода в коридоре раздался сипловатый басок:
– Помидоры, огурцы и другие овощи…
Катышев оторвался от книги. За четыре дня это был самый громкий звук, который он здесь услышал.