Вопрос не предполагал ответной реакции.

Китайчонок сидел на своей койке в привычной позе. Патлы болтались туда-сюда. Загипсованная рука помогала здоровой: азиат посасывал трубочку, катая по ней каплю йода.

«Он их красит», – догадался Катышев.

Протравленные спиртовым раствором, капельницы принимали золотистый оттенок.

– И что это будет?

Китайчонок сосредоточенно чмокал губами.

– Ты ел? Ступай в столовую, позавтракай.

Темно-коричневая капля сновала по трубке.

– А ну тебя к черту.

Катышев тряхнул книгой.

«Десять раз на дню должен ты вновь примириться с собой: ибо преодоление есть обида, и плохо спит не примирившийся».

«Интересно, как это сделать?»

Умиротворенную тишину нарушил Алик – со стаканчиком кофе и победной улыбкой, с бородавкой на складчатом затылке.

– Продавщице только что за жизнь расписал, она прифигела. Говорю: хочешь, скажу, какая у тебя проблема. Она мне: у меня нет проблем. А я ей: не заливай, дорогуша. Ты давно блондинкой стала? Она: ну, недавно. Ну, говорю, проблема твоя – заниженная самооценка, врубаешься? Ты собой недовольна, ты считаешь, дура (ну я ей не говорил «дура», но подумал), считаешь, что, изменив цвет волос, изменишь душу? А фигушки.

Алик уселся на кровать, блеснул фиксой.

– Я ж, Валя, психолог врожденный. Я человека препарирую за минуту. Кто он и чем дышит. Могу и тебе рассказать, но ты должен терпеть. Потому что я тебя жалеть не буду. Я правду-матку хреначу.

– И кто же я? – Катышев отложил книгу. В нем вскипала злость, впрочем, надежно защищенная преградой обычной робости.

– Ты обидишься.

– Нет-нет, продолжай.

– Да забудь, – Алик отпил кофе. – Нормальный дядька.