– Ты проверял первый этаж?

– Все заперто. И буфет, и регистрация, и другие отделения. Словно мы в долбаной лечебнице одни. И везде валяются обрезки капельниц, какие-то узлы на дежурном посту.

– Но…

Противный скрежет прервал на полуслове.

Худые плечи Китайчонка вибрировали. Патлы болтались маятниками.

«Он смеется», – похолодел Катышев.

А Алик быстрым шагом подошел к койке и наотмашь хлестнул паренька по щеке.

Продолговатый ком выпал на линолеум, покатился к Катышеву.

Трубки плотно пригнаны, без щелей.

Катышев как завороженный подобрал поделку.

Это была искусно выполненная человеческая голова. С ушами и даже со складками на затылке. Скважина рта уходила вглубь овала розово-красными спиралями. Бульдожья челюсть из пластиковой вермишели поросла тончайшей щетиной мелко нарезанных капельниц. Йодистые глаза взирали на Катышева с ужасом.

Китайчонок сплел из трубок лицо Алика, жуткую пародию на своего соседа.

Очень медленно Катышев отвел от поделки взгляд.

То, что он увидел, парализовало его надежнее спинального наркоза.

Алик беззвучно кричал.

Прислонившись к стене, шаря руками по облупленной штукатурке, пучил глаза и открывал рот шире, шире, шире.

Кожа натянулась, точно незримые пальцы мяли плоть, вылепливая что-то совершенно новое. Казалось, под шкурой вырисовывается не череп, а миллионы трубочек, длинные тонкие детали, из которых состоял Алик.

Гримаса страха и агонии, звериный оскал и абсолютная тишина.

Ошеломленный Катышев вспомнил кассету с фильмом, где герой долго и подробно превращался в волка.

Алик трансформировался.