– Да. – Влада копнула пальцами в горстке фломастеров и карандашей. – Ты просто стонал во сне, и я заволновалась.

«Ну да, – прищурился он пытливо, – как тогда, в марте, когда ты позвонила мне среди ночи».

Мысли завертелись волчком. Весной, за две недели до происшествия в общественном туалете, Олег выпивал у Глеба. Народу было много, вина тоже. Приходили и уходили какие-то незнакомцы. Вертлявый тип с водянистыми глазами завел беседу. Чего, мол, в столицу не свалишь? Чего в деревне гниешь?

«Свалю», – пообещал запальчиво Олег.

«Свалишь, – резко сменил тип интонации, – и пропадешь. Я таких повидал на своем веку. Бесхребетных».

«Я? – взбеленился Олег. – Я – бесхребетный?»

«Да все вы, – тип смерил своими бельмами слоняющуюся по квартире молодежь, – винчик вон детский хлещете. А у самих молоко на губах не обсохло».

«Я винчик ненавижу, – сказал Олег, – пью – потому, что халявный, а вообще, у меня от него изжога. Я только водку люблю».

«А от этого у тебя изжоги нет?» – вертлявый, воровато озираясь, вынул из кармана аптечный пузырек – такие бутылочки производил отец Олега на свяженском заводе. В пузырьке плескался мутный раствор с темным осадком.

«Московский», – любовно изрек тип.

«Наркотики?» – Олег старался, чтобы голос звучал уверенно.

«Пробовал такое?»

«Ну».

«Идем».

Тип встал и подбодрил замешкавшегося парня: «Не боись, у меня одноразовые».

Олег следил как завороженный за манипуляциями вертлявого: встряхнуть, распечатать, проколоть, набрать… Он закатывал рукав, когда позвонила Влада. Мобильника у малявки не было – она звонила с домашнего телефона, крутила пальчиком диск, пока родители спали. Ее встревоженный шепот мгновенно отрезвил:

– Что-то плохое случится. Возвращайся домой, пожалуйста.

И он вернулся, наплевав на презрительные смешки незнакомца. Потому что в ту ночь он едва не перешагнул тонкую грань, грань, которую в Свяжено перешагивали слишком часто. Он занес ногу, но Влада каким-то образом почувствовала нависшую угрозу и окликнула. Как тогда, когда они ездили в Москву и восьмилетняя Влада спасла Олега от нелепой гибели под грудой листового железа.

На следующий день Олег спросил сестру о ночном звонке. Она сказала равнодушно: «Увидела дурной сон и испугалась». Что это был за сон, Влада не помнила. Зато Олег запомнил кошмар, приснившийся вскоре. Про героин. Про язвы на руках, про сожженные вены и сгоревшие мосты, про импотенцию и дыры в паху: круговорот образов был в сотни раз отвратительнее, чем любой ролик с антинаркотической пропагандой, который ему показывали в школе и училище.