Что-то блестящее угнездилось перед его лицом в выбоине, где раскрошился бетон и были видны булыжники. Маленькая серебристая подвеска в форме буквы «Л». Такие вешают на цепочки. Только цепочки рядом не было. Он был почти уверен, что видел эту подвеску на шее Ланы. А может, не эту? Похожих серебряных украшений должны быть сотни, их носит множество женщин, эту подвеску мог потерять кто угодно. И все же он не сомневался, что Лана побывала здесь.

– Проснись, проснись, малыш. – Он увидел перед собой ноги Серафины в туфлях на высоких каблуках. Еще несколько часов назад эти ступни касались его бедра. И ему это нравилось, да еще как. Вместе с отвращением вновь нахлынула тошнота. Она наклонилась, в поле зрения возникло ее лицо. – Эй, детка, ты в порядке? – Беспокойство в ее глазах выглядело настолько убедительно, что на долю секунды мозг Джеймсона счел его настоящим.

– Отвали, – выговорил он, окончательно придя в себя.

Серафина склонила голову набок, словно разглядывала симпатичного щенка.

– Знаешь, этот наш «кружок чокнутых», как ты ласково окрестил его… словом, мы стали на одно звено крепче. Так что я бы на твоем месте выбирала выражения. – Она выпрямилась, прежде чем он успел ответить. – Поднимите его.

Бердсли и Роуз-Батлер подняли его вместе со стулом. Локоть, стиснутый пальцами Бердсли, отозвался взрывом боли, но Джеймсон выдержал ее, только скрипнул зубами. Поднятый, он сразу заметил, что Огаста развязана и теперь сидит на одном из бархатных стульев, рядом с пожилым типом в кремовых слаксах. Чувствуя на себе взгляд Джеймсона, она отводила глаза.

– Огаста? – позвал он, но она по-прежнему не смотрела на него. Что это – стыд? Смущение? – Огаста? – Он заговорил негромко и спокойно, словно в помещении не было никого, кроме них двоих. – Что ты делаешь? – Она медленно повернулась лицом к нему, и впервые с того момента, как они очутились в этой темнице, ему стало страшно. – Огаста? – повторил он еще раз. Ее глаза казались мертвыми.

– Ну что, весело? Обнаружить, что две женщины все это время дурачили тебя? – Серафина откровенно злорадствовала и была довольна собой. – Так на чем мы остановились? – обратилась она к Блум.

– Ведь это не игра, верно? – спросила Блум. – Это выбраковка. Стерилизация.

Серафина просияла.

– Вот видите! То, что вы это поняли, доказывает, каким ценным приобретением вы будете. В сущности, если мы намерены убедить весь мир в том, что высокофункциональные психопаты вправе находиться здесь – в более чем полном праве, потому что наше превосходство неоспоримо во всех значимых отношениях, – мы не можем допустить, чтобы нам помешали те, кто способен нас подвести.