– Лис! Лисище! Давай поднимайся! – Пакость дернул рыжего за пятку. – Двигаемся, расползаемся… Не спать. Кому сказал! Немо, давай… Хотя ты тут живешь, так что сиди. Спящая, подъем. Кит!

– Отвянь, – отмахнулся Кит от пока еще не очень хорошо различимой длинной фигуры, которая никак не могла оставить их в покое.

Окончание опасного кошмара его тоже радовало, как и всех остальных, но Полуночник планировал радоваться после того, как отоспится.

– Тьфу на вас, – беззлобно отмахнулся Пакость и пошел к двери. – Можете тут и валяться, а я пошел к себе. Или даже в столовую. Есть охота…

По пути он еще раз дернул Кита за ногу и получил пяткой в живот. Лис, заняв нагретое Пакостью место, тут же засопел. Растрепанная Спящая ерзала и с закрытыми глазами шарила по полосатому матрасу, ища отброшенное куда-то ночью одеяло, Немо сидела, уткнувшись лицом в колени. Никто не собирался вставать. Кит тоже прикрыл глаза, кое-как вытянувшись на краю рядом с Немо и надеясь хоть немного подремать. Он слышал отдаляющиеся шаги, потом звук открывающейся двери, и наконец настала долгожданная тишина. Пакость словно замер на пороге, растеряв свой энтузиазм, и Кит немного напрягся, ожидая возможного возвращения.

Некоторое время ничего не происходило, и Полуночник открыл глаза. За распахнутой настежь дверью медленно умирала, бледнея и тая, Темнота. Пакости не было.

Глава 8 Сожженная шишка

Глава 8

Сожженная шишка

«Не дождетесь»

Первой пришла боль. Бьющееся в груди сердце неожиданно превратилось в раскаленный пульсирующий комок, разгоняющий ее по венам и заставляющий корчиться в муках. Он ничего не видел и не слышал, не понимал, где находится.

Потом жар в груди утих. Влажный холод окутал его, заставляя тело мелко дрожать, а вмиг промокшие джинсы липнуть к телу.

Щеки защекотала длинная шерсть. Влажный язык заботливо слизал с его лица холодные капли, обдал неповторимым ароматом собачьей пасти и пропал. Этот язык и привел его в чувство. Теперь он ощущал, что не висит в воздухе, а лежит на чем-то сыпучем и влажном.

Пакость медленно открыл глаза и увидел сияющее чистотой утреннее небо. Когда ветви склонившихся над ним сосен перестали троиться и расплываться, Пакость, кряхтя, заставил себя сесть.

Кожа на груди горела. Опустив глаза, он увидел почерневшую, словно от пламени, сосновую шишку, а под ней – вздувшийся пузырями ожог. Вокруг вкрадчиво шептал неуловимо знакомый сосновый лес.

Пакость со второй попытки встал на ноги и привалился спиной к теплому сосновому стволу. Он помнил первые проблески рассвета за окном и сонную компанию на кроватях, помнил, как спешил уйти из спальни… и все.