– Какого хрена ты творишь!

– Что? Я тебя искала. Руки убери! – Она сбросила с себя его руку. – Что за на хер!

Ник закрыл дверь и уселся на кровать.

– Прости. Прости.

Его комнату озаряли перекрещивающиеся лучи шести или семи фонариков, размещенных в различных местах; совокупным эффектом было если яркое, то хотя бы приемлемое освещение. Пусть не столь мучительно вонючая, как остальной дом, комната все-таки была обиталищем пятнадцатилетнего мальчишки, так что даже в лучшие дни там царил беспорядок. Кровать была расправлена; с края письменного стола угрожала рухнуть кренящаяся стопка дисков, состоявшая из альбомов групп вроде «Хейткрайм», «РаХоВа» и «Мидтаун Бут Бойз»[3]; стены укрывали постеры слешеров и зомби-фильмов семидесятых годов. Неожиданно Ник заметил, что небольшая коллекция порнофильмов, которую он не догадался спрятать, выложена аккуратным рядком на матрасе за его спиной. Он открыл рот, чтобы предложить объяснение, которое не уронило бы его достоинства, но объяснения, конечно же, не существовало. Ему захотелось впасть в забвение, огрев себя по черепу одним из фонарей.

Трикси прислонилась к столу и оглядела Ника с ног до головы.

– Как часто ты это делаешь?

– Что?

– Ты дрочишь, да? Зачем еще эти киношки.

– Э-э, я не…

– Стесняешься?

Он рассмеялся, чересчур громко:

– Да, наверное, немножко.

– Как тебе нравится это делать? Смазку используешь? На ладонь плюешь или как?

– Гм, нет. – Температура его тела поднималась до опасных высот. Трикси посмотрела на промежность Ника, положила руки себе на бедра и склонила голову:

– Покажи мне.

– Трикс, перестань.

– Зачем, по-твоему, я сюда заявилась сегодня? Покажи мне.

Он бросил попытки унять свое трепещущее сердце, понадеялся, что она не заметит, как трясутся его руки, задался вопросом, знает ли она, что он никогда прежде не был с женщиной, задался вопросом, не излучает ли он девственность, как яркий свет. Он расстегнул джинсы, извлек свой пенис и принялся делать так, как она желала.

– Медленнее, – сказала Трикси, подходя ближе. Немного понаблюдала, потом начала расстегивать свою блузку. Под ней ничего не было, и Трикси повела плечами так, что блузка соскользнула на пол позади нее; вышла из своих джинсов как женщина выходит из воды. Все ее худое тело покрывали татуировки; яркие краски их делались люминесцентными в холодном свете фонарей: змея обвивала правое плечо, ее кольца останавливались на полпути к локтю; обнаженная феечка с лицом дьявола расположилась под ключицей; цепочки слов – стихов или таинственных списков – начинались у таза и оборачивались вокруг бедер; скрещенные молотки на фоне флага Конфедерации лежали на склоне одной груди; черная свастика, похожая на неуклюжее сплетение швов, – на другой. Они мерцали на ее нагом теле как раскаленные добела неведомые письмена. Однажды Ник слышал словосочетание «иллюминированная рукопись», и хотя он не знал его значения, но думал, что это должно быть нечто вроде тела Трикси, которое было покрыто буквами священного алфавита и само по себе являлось упругим словом или даже последовательностью слов, фразой, которую она прошептала ему, убирая его руку и заменяя своей. Она подтолкнула его к постели, и Ник потерялся между ее страниц.