– У меня жирные ляжки, – сказала она. Они лежали на простынях, все еще голые. Все продлилось лишь несколько ужасных минут; он извергся почти немедленно, после чего Трикси резко скатилась с него и уставилась в потолок. Ему хотелось подняться и вытереться, но он не знал правил этикета. Ник чувствовал себя вычерпанным, обреченным, как будто увидел пустоту за фасадом мира. Поэтому он следовал примеру Трикси и просто молча лежал, пока не услышал это откровение.

Он вытянул шею и взглянул на ее бедра. Но его внимание, невзирая на все искренние старания, отвлекалось от них иным.

– Выглядят нормально, – ответил Ник.

– Они мне от мамы достались. С этим ничего не поделаешь.

Трикси шлепнула ладонями по ляжкам так, что они затряслись.

– Суки, – сказала она.

– Эй, перестань. Ты красивая.

– Ага, конечно. Деррик, правда, говорит, что они хороши для дела.

– В смысле?

– Крупные ляжки. Ну, знаешь. Широкие бедра для родов. Наш долг – производить чистокровных белых детей.

– О, – Ник представил, как Деррик обследует ее бедра, проводит по ним руками. Он был почти уверен, что Деррик мог продержаться куда дольше, чем пару-тройку минут.

– Забавно, если подумать, – сказала Трикси. – Что мы передаем своим детям. Мне достались от матери слоновьи ляжки, и это отстой, но заодно я получила чистую кровь. А это, ну, охренеть как важно. И я тоже должна ее передать. Так что, наверное, тут особо не пожалуешься.

Ник смотрел на потолок. Они выключили все фонарики кроме одного, который горел звездой в дальнем углу. Все предметы в комнате отбрасывали карикатурные тени.

– Сколько детей ты хочешь завести?

– Пять или шесть, наверное. Мы должны. Белые люди теперь – меньшинство. Мы теряем нашу страну. Это мой долг – родить много детей.

Ник попытался представить себя в роли отца. Он не знал, как отцы поступают, как выглядят или как говорят.

– Не знаю, способен ли я на это, – сказал он.

– Из тебя получится хороший отец. Ты милый.

Это было не то слово, которое Нику хотелось услышать сразу после потери девственности.