Грейди поднял топор и сделал несколько неуверенных шагов вперед.
Что-то пошевелилось рядом с ним: енот, отпрянувший от лакомства и ломанувшийся в подлесок. Плоть вокруг того места, где он ел, отвалилась, и еще больше света вылилось в лес: сотни мелких насекомых, чьи спины были покрыты сияющими жидкостями этого мертвого чудовища, обращались вокруг раны точно кипящие солнца.
Топор был тяжелым, и Грейди позволил ему упасть. Он не мог осознать того, что видел. Необходимо было в этом разобраться. Он уселся в грязи в нескольких футах от всего этого мерцающего движения и какое-то время просто смотрел на него.
Потом взглянул на свои ладони. Они источали свет.
Остановка в пути
Остановка в пути
Белтран просыпается и чует аромат пекущегося хлеба. Пахнет как от той большой пекарни на бульваре Мартина Лютера Кинга, мимо которой ему нравилось ходить поутру, до того как взойдет солнце, когда дневной свет был только бледным свечением позади зданий, и запах свежего хлеба струился от мрачной промышленной коробки как обещание абсолютной любви.
Он ворочается на своей койке. Койка и запах сбивают его с толку; тело Белтрана привыкло к потертому сиденью такси с его порванной обивкой и вечным запахом человеческого тела, как будто машина после стольких лет перевозки людей наконец-то впитала некий их основополагающий элемент. Но грубое, шершавое одеяло напоминает ему, что сейчас он в Санкт-Петербурге, в штате Флорида. Далеко от дома. Ищет Лайлу. Кто-то, сидящий на соседней койке, спиной к нему, быстро шепчет себе под нос, раскачиваясь на тощем матрасе и заставляя кровать скрипеть. Вокруг них рядами стоит еще больше коек, на которых спит или пытается спать множество людей.
Окон нет, однако вечер здесь – ощутимое присутствие, заполняющее даже освещенные места.
– Чуешь, друг? – спрашивает Белтран, садясь.
Его сосед замирает, и затихает, и поворачивается к нему лицом. Он моложе Белтрана, у него длинная борода с проседью, а в морщины на лице глубоко въелась грязь.
– Что?
– Хлеб.
Сосед качает головой и снова показывает ему спину.
– Блиии-ииин, – говорит он. –
– Они его что, раздавали? Я просто спрашиваю. Есть хочется, понимаешь?
– Всем хочется, сука! Укладывай свою задницу обратно и спи!
Белтран падает обратно на койку, подавленный. Чуть погодя второй мужчина возобновляет свои едва слышные заклинания, свои одержимые раскачивания. Аромат тем временем становится все сильнее, перебивая запах пота и мочи, которым пропитана ночлежка для бездомных. Вздохнув, Белтран складывает руки на груди и обнаруживает, что одеяло мокро и холодно.