Светлый фон

— Я была в «Макдоналдсе». Тебе нравится?..

— «Хэппи Мил»? Обожаю! — вопит Бруклин. Она мчится к Патрисии и, подбежав, крепко обнимает ее за талию. — Я не ела «Хэппи Мил» уже сто лет!

«Ну что за вульгарное преувеличение», — мысленно подмечает Патрисия.

«Ну что за вульгарное преувеличение»

«Отстань от девочки! — огрызается Пэтти. Даже в голове она звучит злобно. — Ради всего святого, дай ей порадоваться хоть чему-нибудь!»

«Отстань от девочки! Ради всего святого, дай ей порадоваться хоть чему-нибудь!»

Забавно, что, будучи внутренним голосом, Пэтти защищала ребенка, в то время как настоящая Пэтти детей никогда не любила и не заботилась так о Челси. Но, по крайней мере, здесь обе ее личности сходятся: Бруклин необходимо уберечь во что бы то ни стало.

Она забирает сумки из машины, потом крадется в ванную за таблеткой «Перкосета», чтобы притупить боль, потому что действие обезболивающего, которое вкололи в клинике, уже совсем закончилось. Они едят вместе, сидя за кухонным столом, залитым ярким светом. И это чудесно. Патрисии случалось есть блюда, по цене равные ее годовой зарплате в закусочной (включая чаевые). Она пила вина старше, чем некоторые страны, и дороже, чем ее собственная машина. И да, все это было просто замечательно. Но теперь она на дне и так устала и истощена, что весь предыдущий опыт не идет ни в какое сравнение с горячим, жирным, соленым фастфудом.

Бруклин ест наггетсы, играет с маленькой пластиковой игрушкой, которая была в коробке, и болтает о своем телешоу, и Патрисия, слишком измученная, чтобы протестовать, на самом деле… слушает. Она понимает, что никогда раньше она не слушала внучку, просто видела в ней помеху, нечто абстрактно-раздражающее, нуждающееся в корректировке. Она смотрит на Бруклин и замечает, что на девочке пластмассовая диадема с отломанным уголком и бархатный танцевальный костюмчик с юбкой, усыпанной блестками.

— Ты любишь танцевать? — спрашивает Патрисия. Бруклин замолкает на полуслове и вскидывает голову, как маленькая птичка.

— Да, бабушка! Я же говорю, я смотрела «Удивительную Ви», и она занималась балетом, и боялась выходить на сцену, и я тоже хотела танцевать, а я ничего не боюсь, поэтому я надела свой костюм!

Пылинки (пыль? Какая еще пыль в ее-то доме? А, к черту, ведь некому больше вытирать пыль… Похоже, «Перкосет» действует) танцуют в солнечных лучах, и Патрисия будто бы впервые смотрит на это золотистое существо. Ей хочется пересчитать пальчики на ручках и ножках у крошки Бруклин, вдохнуть сладкий аромат детской головки и замереть, чтобы не упустить этот драгоценный момент. Все эти годы она почти не видела Бруклин, пропустила первый смех, момент, когда та перевернулась, когда сделала первые шаги и когда начала ходить. Упустила возможность тайком сунуть ей в рот ложку мороженого и смотреть, как детское личико расплывается от понимания того, каким удивительно сладким может быть мир. С Челси у Патрисии не было времени: она зарабатывала на жизнь, она пыталась сохранить крышу над головой и говорила себе, что это важнее, — и вот теперь она упустила все эти уникальные моменты в жизни обеих внучек.