На рухнувшей плите сидела его мама. Она пила коньяк из горлышка. Вместо звезд на этикетке сияли луны.

– Здравствуй, сынок.

Лицо мамы было серым от пепла. Улыбка – печальной.

– Ты… – это ты?

– Не думаю, – ответила она.

– Ты не остановишь меня.

Корней понял, что именно придает ему решительности в этом страшном лабиринте: его ноша. Пока он спасал Оксану, Оксана спасла его.

– Я не собираюсь тебя останавливать, – сказала мама. – Я хочу, чтобы ты остановил Песочного человека.

Он замешкался в проходе. Коридор обрывался сплошной стеной света.

– Ты знаешь как?

– Нет, но я знаю где.

Призрак перевернул бутылку вверх донышком. Коньяк полился на землю. Он размывал грязь, под слоем дерна обнажился холст. Картина Филипа. Красное на красном.

– Здесь – гнездо Песочного человека. Он прячется от тебя.

– Почему?

– Он тебя боится. Он умирает от страха.

– Что же во мне такого особенного?

– Все. Когда я была беременной, мне чудилось, что во мне сгусток света, а не ребенок. Ночами мой живот сиял, будто я носила солнце. Только этого никто больше не видел. Иногда ты жег мое нутро, но чаще – дарил успокаивающее тепло.

– Ты не рассказывала.

Корней ощутил сухость во рту и влагу на ресницах.

– Ты никогда не плакал, – продолжала мама. – Хотела бы я, чтобы ты ревел, как нормальные дети. Ты лежал в колыбели и, если я забывала задернуть шторы, смотрел на солнце. Я боялась, что ты повредишь сетчатку. И я… я боялась тебя. Собственного сына. Потому что ты менял лица. Врач говорил, у меня послеродовая депрессия. Но я же видела своими глазами – по ночам ты становился другими людьми. Молодыми и старыми, мужчинами и женщинами.