Слеза капнула на лоб Оксаны и потекла, освобождая от инея нос и щеку.
– Поэтому… ты приводила мужчин?
– Да, – просто сказала мама, – чтобы не оставаться с тобой наедине. Чтобы сбежать от тебя, чтобы жить обыкновенной жизнью.
– Мне так жаль.
– Прости меня.
– Я прощаю тебя.
– Прости.
– Я прощаю.
– Прости.
– Я…
Бутылка покатилась по камням, расплескивая коньяк. Камень опустел.
– Как тепло… – прошептала Оксана.
– Сейчас будет еще теплее, – сквозь слезы ответил он. И вышел из лабиринта.
5.11
5.11Филип увидел Корнея издалека. Парень стоял по пояс в воде и держал на руках промокшую Оксану. Над поверхностью озера стелилась странная золотистая дымка. Будто светлячки порхали вокруг. Сияние медленно всасывалось в песок, уходило на дно. Ладони Корнея покрывали флуоресцентные перчатки. Они удивительным образом отпечатывались на коже Оксаны.
Но вот дымка рассеялась, мерцающие пятна растаяли, как и то, что Филип принял за перчатки.
– Какого дьявола? – Камила пошатывалась рядом.
Корней вышел на берег. Его лицо преобразилось. Сделалось резче, худей. Точно годы пролетели, а не минуты с момента их расставания. Так выглядели нетленные мощи святых в саркофагах: «торжественно плохо» – сформулировал Филип. В сознании художника всплывали попеременно то старинные гравюры с рыцарями, то загримированные персонажи «Кабинета Калигари».
– Это ты, – понял Филип, – ты светился.