– Я в домике, – бормотал парень, – отдай ее мне, в мой домик…

Бетон устилали пепел и тлен.

– Прибери здесь, – сказал Корней с жестокостью, которой от себя не ожидал.

Парень кинулся вычищать пол.

Десять или двадцать минут Корней двигался по пустым коридорам. Но тень то и дело появлялась в бойницах. Плиты вздымались ввысь обелисками. За углом караулил Вик.

Он застыл изваянием: скелет, еще худее, чем при жизни.

Проход здесь был таким узким, что пришлось буквально обтереться о голый татуированный торс. Вик не шевелился. Но черепа на ключицах щелкали челюстями, а когда Корней преодолел затор, Вик внезапно вцепился в его воротник и закаркал:

– Ада нет! Ада нет для меня! Нет!

Корней выпутался из ломких, как ветки, пальцев.

Биение пульса отдавалось в ушах.

Лабиринт предложил десяток вариантов. Корней пошел прямо.

Отчим – первый, самый гадкий из трех – перебирал бусины четок.

– Зачем ты тягаешь за собой эту прошмандовку? Ты в курсе, чем платят бабы нам, мужчинам? Черной неблагодарностью, сынок. Убедись сам.

Корней опустил взор. Оксана открыла глаза и смотрела на него снизу остекленевшими зрачками. В ее руке был нож, лезвие исчезало под ребрами Корнея.

– Маленькая шлюха… – процедил отчим.

«Ложь, – подумал Корней. – Весь лабиринт – это ложь».

Он наклонился и поцеловал Оксану в переносицу. Отчим, нож и рана под ребрами испарились. Оксана снова спала.

Теперь плиты уже не смыкались, между ними были сквозные проходы. Многие камни упали и раскололись. Ветер приносил тепло, Корней зашагал по обломкам. Он видел, как оттаивает кожа Оксаны, как на белых щеках образуются островки, не тронутые инеем. Розовеют губы…

– Сын.

Корней замер.