Илария наблюдала за ними сквозь стекло и должна была признать, что теперь что-то неотвратимо отделяет ее от отца. Но больше всего ее мучила мысль, что он вместе со своей спутницей находится на светлой стороне, а она прячется на темной. И между ними дверь, которую невозможно открыть.
Илария втянула в себя морозный воздух и выпрямилась. По тротуару шла женщина в пижаме, с веточкой розмарина в одной руке и пакетом в другой. Шла и плакала. И ей становилось все хуже. Когда кто-нибудь оборачивался на нее, не было даже стекла, чтобы спрятаться.
Толкнув плечом дверь, Илария стремительно вошла в подъезд и взбежала по лестнице. Веточку розмарина и пакет с покупками она оставила в кухне, быстро скинула ботинки и сняла пуховик. Есть больше не хотелось. Она решила отрыть бутылку пива, купленную для Безаны. Спокойно. Завтра можно будет пополнить припасы. Бутылку Илария выпила залпом, из горлышка, сидя на диване. Она уже не плакала: ее захлестнуло бешенство.
Лицо отца все еще стояло у нее перед глазами. Его губы беззвучно шевелились, как в немом фильме, он что-то спросил у своей подружки, и она весело ему ответила. Кто знает, что он хотел узнать, что рассказать о себе. Наверное, всякие глупости про жизнь, работу, дом и кота. А как внимательно слушала женщина!
Одна только мысль, что отец может, как и все остальные, провести приятный вечер, сводила Иларию с ума. Ей вдруг показалось совершенно бессмысленным гоняться за убийцами. Она встала и открыла еще бутылку, но сидеть на месте уже не могла. Ярость согнала ее с дивана и заставила метаться по гостиной. Илария ходила взад и вперед до самой ванной, и путь получался на пару метров длиннее. Наконец она не выдержала и позвонила Безане.
– Илария, ты что, плачешь? Что случилось?
– Ничего. Я хотела сказать, что выдула твои бутылки пива. Я их купила для тебя, представляешь? И выпила.
Илария заплакала в голос.
– Хочешь, я к тебе приеду?
– Нет. Я уже выпила бензодиазепин и иду спать. Спасибо, что предложил помощь.
– Почему ты плачешь?
– Потому что они находились на свету, а я пряталась в темноте. Это несправедливо.
– Кто «они»?
– Завтра расскажу, а сейчас я так устала… Очень, очень устала.